— А что будет теперь?
— Еще два дня в больнице, и три недели придется носить этот воротник: самые опасные — первые сорок восемь часов, но они уже прошли. И все равно — какая-нибудь часть вашего организма может не захотеть вести себя как полагается, и тогда возникнут сложности. Но когда возникнут — тогда и будем об этом думать: зачем заранее переживать?
— Иными словами, я могу умереть?
— Как вам, наверное, известно, мы все не только можем, но и должны когда-нибудь умереть.
— Я спрашиваю, существует ли сейчас угроза жизни?
Доктор Луи помедлил с ответом.
— Да. Есть вероятность того, что образовался тромб, который в любую минуту может оторваться и закупорить сосуд, то есть вызвать эмболию. Еще есть вероятность, что какая-нибудь клетка обезумеет — тогда может развиться рак.
— Напрасно вы так говорите, доктор, — перебила его Мари.
— Мы дружим с ним уже пять лет. Он спросил — я ответил. А теперь извините — мне пора: у меня скоро начнется прием. Медицина — это не то, что вы думаете. Если в вашем мире мальчик выйдет купить пять яблок, а домой вернется только с двумя, вы решите, что три недостающих он съел по дороге. А у нас не так: у нас существует множество иных объяснений — может быть, съел, а может быть, его ограбили, или на пять яблок денег не хватило, или выронил где-нибудь, или встретил голодного и решил поделиться с ним... Вариантов — тысячи. В моем мире все возможно и все относительно.
— Что такое эпилепсия, доктор?
Мари мгновенно поняла, что я имею в виду Михаила, и не смогла сдержать свое неудовольствие. И сейчас же объявила, что ей пора на съемку.
Однако доктор Луи, который уже собирался уходить, задержался, чтобы ответить на мой вопрос:
— Переизбыток электроимпульсов в определенной зоне головного мозга приводит к судорожным припадкам большей или меньшей длительности. По поводу причин возникновения эпилепсии мнения расходятся... Большинство специалистов считают, что припадки происходят, когда пациент пребывает в сильном напряжении. У вас нет причин для беспокойства: хотя недуг может впервые проявиться в любом возрасте, едва ли его способны спровоцировать ваши травмы.
— Но что же порождает эту болезнь?
— Я ведь не психиатр... Если хотите, могу проконсультироваться.
— Хочу! И еще один вопрос, только, ради бога, не считайте, что я слегка повредился в рассудке: скажите, возможно ли, что эпилептики слышат некие голоса и обладают даром провидеть будущее?
— Неужели вам предсказали, что попадете под мотоцикл?
— Не так определенно, но можно было понять именно так.
— Простите, мне пора. А я еще обещал Мари подвезти ее на студию. Что касается эпилепсии, я расспрошу специалистов.
Покуда Мари была далеко, Заир вернулся и занял свое прежнее место. Я знал, что, если Михаил исполнил свое обещание, дома меня ждет конверт с адресом Эстер — но мне вдруг стало страшно.
А что, если Михаил сказал правду?
Я пытался припомнить все в мельчайших подробностях — вот я ступил с тротуара на мостовую, автоматически огляделся по сторонам, увидел автомобиль, но я был на безопасном расстоянии от него. И все же меня сбил мотоциклист, который, вероятно, пытался обогнать машину и был вне моего поля зрения.
Я верю в знамения. После того как я прошел Путем Сантьяго, все преобразилось: то, что нам надлежит знать, постоянно находится у нас перед глазами, достаточно лишь оглядеться по сторонам внимательно и с уважением, чтобы понять, куда именно ведет нас Бог и какой шаг следует сделать в ту или иную минуту. Кроме того, я научился чтить тайну: как сказал Эйнштейн, Бог не играет со Вселенной в кости — все взаимосвязано и исполнено смысла. И пусть этот смысл почти всегда скрыт от нас, мы знаем, когда приближаемся к исполнению нашего истинного предназначения на земле — в такие мгновения все, что мы делаем, заряжено энергией воодушевления.
Есть она — значит, все хорошо. Нет — значит, лучше сразу же изменить курс.
Когда мы на верном пути, то следуем знакам и знамениям, и время от времени отклоняемся от цели, и тогда Высшая Сила приходит к нам на помощь, не давая совершить ошибку. Может быть, наезд мотоцикла — это знак свыше? Может быть, Михаил интуитивно воспринял сигнал, посланный мне?
Я подумал, что на оба эти вопроса следует ответить «да».
И не потому ли, что я принял свою судьбу, позволил Высшей Силе вести и направлять меня, я заметил, что Заир мало-помалу теряет накал. Мне стоило теперь лишь вскрыть конверт, прочесть адрес и позвонить в дверь Эстер.
Но знаки указывали, что время для этого еще не пришло. Если Эстер и в самом деле так важна для меня, если она все еще меня любит (а Михаил утверждал, что любит), то зачем форсировать ситуацию, которая приведет меня к совершению тех же самых ошибок, что уже были мною совершены когда- то?!
Как избежать их повторения?
Теперь, когда я лучше знаю себя, и происшедшие во мне перемены, и то, что вызвало эту выбоину на дороге, прежде даровавшей одну только радость.
Но разве этого достаточно?
Нет, нужно еще узнать, кем была Эстер и через какие преображения прошла она за то время, что мы вместе.
Но разве достаточно ответить лишь на два эти вопроса?
Нет. Есть еще и третий. «Почему нас свела судьба?»
Времени у меня в больничной палате было в избытке, и я новыми глазами взглянул на свою жизнь. Я всегда искал приключений и всегда хотел надежности — хоть и знал, что одно с другим сочетается плохо. Ни на миг не сомневаясь в своей любви к Эстер, я стремительно влюблялся в других, и всего лишь потому, что нет на свете игры увлекательней, чем обольщение.
Проявлял ли я, обнаруживал ли свою любовь? Может быть, но недолго, не всегда. А почему? Потому что считал: в этом нет необходимости, она и так должна знать о ней и ни на миг не сомневаться в моих чувствах.
Помню, как много лет назад кто-то спросил меня, было ли что-то общее у моих возлюбленных. Ответ не замедлил: Я. И, осознав это, я увидел, сколько же времени было убито на поиски нужного человека — женщины менялись, я оставался прежним и не усваивал себе то, что нас сближало. У меня было много возлюбленных, но я всегда ждал нужного мне человека. Я подчинял и подчинялся, и отношения распадались, — но тут появилась Эстер, и картина переменилась полностью.
Я думал о своей бывшей жене с нежностью: миновало то время, когда я с упорством одержимого мечтал найти ее, узнать, почему она исчезла без объяснений. Хотя «Время раздирать и время сшивать» было настоящим исследованием моего последнего супружества, эта книга все же — и прежде всего — свидетельствовала о том, что я способен любить и чувствовать потерю. Эстер заслуживала чего-то лучшего, нежели слова, но даже и слова, простые слова так и не были произнесены за все то время, что мы были вместе.
Всегда нужно знать, когда заканчивается очередной этап твоей жизни. Замыкается круг, закрывается дверь, завершается глава — не важно, как ты это назовешь, важно оставить в прошлом то, что уже принадлежит прошлому. Постепенно я начинаю понимать, что уже не смогу вернуться назад и сделать мир вокруг меня таким, как когда-то, и эти два года, прежде представлявшиеся мне нескончаемой пыткой, теперь проявляют свой подлинный смысл.
И дело выходило далеко за рамки моих семейных неурядиц: любой мужчина, каждая женщина связаны с некой энергией — многие именуют ее любовью, а на самом деле — это тот первоэлемент, из которого и была создана Вселенная. Управлять этой энергией нельзя — это она мягко управляет нами; это в ней пребывает все, чему учит нас бытие. А захочешь использовать ее в своих целях — останешься ни с чем, и ждут тебя горчайшее разочарование, обманутые ожидания, безнадежность, ибо энергия эта вольна и дика.
До гробовой доски твердим, что любили когда-то кого-то или что-то, а на самом деле мы всего лишь страдаем, и потому страдаем, что вместо того, чтобы воспринять ее силу, пытаемся ослабить ее, тщеславясь иллюзией жизни.
И чем больше я думаю об этом, тем слабей становится Заир и тем ближе подхожу я к обретению самого себя. Я готовлю себя к долгой работе, которая потребует от меня размышлений безмолвных и упорных. Несчастный случай помог мне понять — не надо искусственно приближать то, для чего еще не настало «время сшивать».
Я вспомнил слова доктора Луи: после подобной травмы человек может умереть в любую минуту. А если так и произойдет? Если через десять минут мое сердце остановится?
Когда сиделка внесла в палату ужин, я осведомился:
— Вы уже задумывались о своих похоронах?
— Успокойтесь, — отвечала она. — Вы вне опасности и выглядите гораздо лучше.
— А я и не беспокоюсь. И знаю, что выживу, — некий голос известил меня об этом.
Я намеренно упомянул про «голос», желая немного спровоцировать ее. Сиделка взглянула на меня с подозрением, подумав, вероятно, что надо бы провести новые исследования и удостовериться, что мозг пациента не пострадал.
— Знаю, что выживу. Проживу еще день, еще год, еще лет тридцать или сорок. Но когда-нибудь, несмотря на все достижения науки, покину этот мир. И
