документированном исследовании о Потемкине (автор А.В. Висковатов) приводит сведения о последних днях князя. Так, там сообщается, что 2.Х Потемкин подписал свое полномочие на ведение переговоров Самойлову, Рибасу и Лашкареву. 3.Х он подписывал бумаги Черноморскому Адмиралтейскому правлению, а также ордера Фалееву и майору Фрелиху. 'То были последние его почерки', – сообщает автор, не зная о приписке на настоящем письме. Попов в письме к императрице от 4.Х подробно рассказывает о происходящем. '3-е число сего месяца Его Светлость Князь Григорий Александрович провел всю ночь и до десяти часов утра в таком состоянии, которое приводило в отчаяние всех медиков. Девять часов не находили они пульса. Его Светлость не узнавал людей, руки его и ноги были холодны, как лед, и цвет лица весьма изменился. К полудню, благодарение Богу, опасность миновала, но жестокость страданий его умножила в нем слабость. Не взирая на оную, Его Светлость непрестанно требовал, чтоб везли его отсюда. На 4-е число Его Светлость проводил ночь довольно покойно и, хотя сна совсем почти не было, но не было и тоски. Как выезд из Ясс назначен был по утру, то Князь поминутно спрашивал: 'Который час? и все ли готово?' (Далее Попов описывает, как рано утром, несмотря на густой туман, Потемкин приказал положить себя в большие кресла и в них снести к карете.)… Тут Князь подписал письмо к Вашему Императорскому Величеству (не подписал, а сделал приписку. -
Попов не поехал с князем, приказавшим ему 'остаться здесь на некоторое время в разсуждении начинающихся конференций… Рейс-эфенди был болен, тож и Мурузий, драгоман Порты, но как уже они теперь на ногах, то и положено послезавтре первый иметь съезд, и все, что только возможно, будет употреблено к скорейшему совершению мирного дела. Князь Николай Васильевич (Репнин. –
В эти самые дни Храповицкий записывает в Дневнике: '4 октября. Поутру Рожерсон (придворный лейб-медик. –
5.Х. 1791 Попов из Ясс посылает два письма императрице с разницей в несколько часов. В первом он сообщает, что до получения журнала медиков о болезни князя 'по вчерашний вечер' он удерживал курьера 'до сего утра и теперь имею счастие донести, что Его Светлость прошедшую ночь провел до первого часу спокойно и раза два засыпал по получасу, но потом часто жаловался на слабость и что все кости болят. Сие он и вчера чувствовал к удовольствию медиков, находящих в том хорошей признак. Нетерпеливость ехать так была велика, что едва только стало разсветать, то Его Светлость приказал положить себя в коляску и в седьмом часу утра благополучно в путь отправился' (Автограф. –
16.Х Храповицкий записывает: 'Продолжение слез; мне сказано: 'Как можно мне Потемкина заменить: он был настоящий дворянин, умный человек, его нельзя было купить. Все будет не то. Кто мог подумать, что его переживет Чернышев и другие старики? Да и все теперь, как улитки, станут высовывать головы'. Я отражал тем, что 'все это ниже Вашего Величества'. 'Так, да я стара. Он настоящий был дворянин, умный человек, меня не продавал; его не можно было купить'. Граф Ал[ександр] Андреевич Безбородко поехал перед полуднем…' (на мирный конгресс, заменить умершего. –
Все эти подробности приведены с целью дать читателю возможность получить из первых рук картину болезни и смерти Потемкина, которая быстро стала обрастать легендарными подробностями. Уже в 1792 г. в антипотемкинском романе-памфлете 'Пансалвин Князь Тьмы' (антитеза: Светлейший князь – князь Тьмы, была слишком очевидной) рассказывалось о дуэли Пансалвина с генералом, которого он оскорбил. Противник Пансалвина якобы случайно задел кончиком обнаженной шпаги ядовитую южную траву и было достаточно пустяковой царапины, чтобы могущественный соправитель знаменитой царицы Миранды заболел и скончался. После бурного и недолгого царствования Павла I (переделывавшего все, что было создано его матерью и Потемкиным) граф А.Ф. Ланжерон уже слышал версию об отравлении князя. Историк А.Г. Брикнер, имевший возможность ознакомиться с 'Записками' Ланжерона, хранившимися в парижском архиве, писал, что мемуарист упоминает о 'нелепом слухе, будто бы Потемкина отравил доктор Тиман'. 'Кто бы мог приказать это сделать? Екатерина ли? Зубовы ли? Я их знал и утверждаю, что это положительно невозможно', – приводит Брикнер слова Ланжерона и добавляет (ссылаясь на его мемуары): 'Зато Ланжерон знал, что императрица оплакивала кончину Потемкина, что она в нем нуждалась и считала его своим защитником и сотрудником'
Указатель имен
Абдулла Рейс-эфенди
Абдул-Хамид I, турецкий султан
Август III Фридрих, курфюрст саксонский, польский король
Ага-Мохаммед-хан иранский
Адольф-Фредрик, шведский король
Азда-паша
Акутин И.
Акчурин С.В.
Алданов М.А.
Александер Джон Т.
Александр (Левшин), протопоп
Александр I
Александр II
Александр III
Александр Македонский
Александр Павлович, великий князь
Александр Ярославич (Невский), князь
Александра Павловна, великая княжна
Алексеева М.С.
Алексеева Н.А. (в замуж. графиня Буксгевден)
Алексей Михайлович, царь
Алексиано П.П.
Али-Мурат-хан испаганский
Аллеман Ф.