— А когда вы выросли, стали меньше общаться?
Тон вполне дружелюбный, в нем больше поддержки, чем вопроса.
Ребекка утвердительно кивнула:
— Да, к сожалению, мы слегка отдалились после того, как я уехала из дома. Папа неожиданно умер годом раньше, а Хенке уже было шестнадцать, поэтому не так страшно было оставлять его жить с матерью. На тот момент она была тяжело больна и в основном лежала. А я познакомилась с парнем, и мы стали жить вместе. Первая любовь, сами знаете.
Она с деланым безразличием пожала плечами.
— Весь дом на мне, к тому же я была сиделкой при матери, поэтому решила, что теперь после смерти отца настала очередь Хенке взять на себя какую-то ответственность… Мы с моим парнем обустроили им квартиру на площади Мариаторьет. Меньше метров, зато ближе к больнице. Наняли домработницу, чтобы как-то облегчить им жизнь. А я была влюблена и спешила скорее уйти из дома, убежать от постоянных забот о всех и вся. Я целиком погрузилась в наши с Дагом отношения, и наверняка Хенке почувствовал себя лишним. Как будто бы я его бросила. Он ведь так привык, что я всегда рядом. Он и я — против всего остального мира. К тому же он не очень-то ладил с моим мужчиной…
Тут она остановилась. Это уже минное поле, и лучше будет не влезать в кучу всякой необязательной лжи.
— Так или иначе, любовь моя продлилась всего пару лет, потом от рака умерла мама. Хенке по- прежнему живет в той квартире, но наши с ним отношения так и не вернулись на прежний уровень… Но, можно сказать, мы над этим работаем, — резюмировала она с собранным выражением лица.
Большая часть того, что она рассказала, вообще-то была правдой. Чисто технически она даже ни разу не соврала, просто кое о чем умолчала. Вопрос в том, прокатит ли такая история?
Андерберг сочувственно кивнул, очевидно довольный тем доверием, которое ему удалось-таки вызвать.
— Так вы иногда общаетесь с Хенриком?
— Конечно, — ответила она и с облегчением улыбнулась. — Вообще я собираюсь с ним встретиться, как только мы закончим.
«И свернуть ему шею», — добавила она, но уже про себя.
Кто бы ни звонил сейчас в дверь, это явно очень упрямый придурок. Подушку на голову, сделать вид, что его нет дома, пока эта сволочь не свалит. Сволочь оказалась настойчивей свидетелей Иеговы. Он или она давит на звонок с мучительными, пыточными интервалами и делает это уже минут десять. У Эйч Пи достало времени сосчитать.
Первые десять секунд звонок длинный, дзззззззыыыыыыннннь!
Десятисекундная пауза.
Затем снова это дзззззззыыыыыыннннь!
От этого ехала крыша. В итого не оставалось ничего другого, кроме как встать с постели и открыть.
С красной рожей, в одних трениках, подхваченных со стула по пути, он в ярости распахнул дверь, чтобы как следует дать этой твари в морду. В следующее мгновение, не совсем осознавая, как это вышло, он уже лежал на спине на коврике в прихожей.
Андерберг с потрохами купился на ее новую тактику защиты… Именно история о тяжелом детстве — лучшее средство ввести в заблуждение любого мозгоправа. Докторишка прямо размяк из-за того, какой неожиданный поворот приняла их беседа. Похвалил ее за то, что она такой откровенный и сильный человек, а также согласился, чтобы она начала работать уже на следующей неделе. Пару деньков отдыха — то, что нужно, будет время кое-что выяснить…
Понадобилось десять минут на то, чтобы вытащить его из койки. Достаточно было аккуратно заглянуть в щель для почты, прислушаться — и стало понятно, что он дома. Хоть спальня и располагалась в дальнем конце квартиры, расстояние недостаточное, чтобы не услышать его храп.
Нурмен воспользовалась старым полицейским приемом. Трюк с дверным звонком: десять секунд звонишь — десять секунд пауза.
Никто пока не выдерживал.
Ребекка услышала, как он шлепает через прихожую, поэтому отодвинулась в сторону, чтобы он не увидел ее в глазок. Как она догадалась, братец собирался резко распахнуть дверь, а поскольку она уже держалась за ручку, достаточно было, как только он тоже возьмется за нее изнутри, хорошенько дернуть дверь на себя, — и он вылетит на площадку. Остальное дело техники. Как только он попытается восстановить равновесие — слегка толкнуть его в грудь, чтобы заставить растянуться на полу в прихожей. Быстро войти и захлопнуть за собой дверь.
Основы полицейской тактики, упражнение 1А.
— Бекка, ты что, сдурела? — завыл брат, вставая с пола и уже поняв, кто к нему вторгся.
— Вообще-то это я у тебя должна спросить, — отрезала она и пальцем указала в сторону кухни. — Кофе есть или ты тратишь все бабло на другие растительные продукты?
Уже стоя под дверью, она почувствовала доносившийся из квартиры сладковатый запах травки.
Хенрик не ответил, а пошел впереди нее на кухню и начал греметь грязной посудой.
— Растворимый пьешь? — пробормотал он, помахав коричневой стеклянной банкой.
— Вообще нет, но так и быть, — ответила Ребекка, отпихнув от себя кипу старых номеров «Метро».
«В квартире полный бардак», — констатировала она. Повсюду валяется одежда и всякое барахло. Старые газеты, полные пепельницы и грязные стаканы, куда ни глянь. Стены и потолок — желтые и жирные от сигаретного дыма, а в мойке — гора грязной посуды, к которой никто не прикасался минимум неделю. Это похуже, чем в последние дни перед маминой смертью. Короче, бомжатник, если не считать плазменного телевизора и компьютера, замеченных ею в гостиной.
И как он только может жить в таком свинарнике?
— Ну, как твои дела, сеструха? — пришибленно, но гораздо менее сонно спросил Хенрик после того, как поставил на стол две разные чашки с растворимым кофе.
— Смотря что ты имеешь в виду, — хмыкнула она. — Жизнь в целом или общее состояние здоровья?
— Ну, э-э-э, сама знаешь. — Он бросил взгляд на ее залепленную пластырем голову. — После аварии.
Ребекка вздохнула:
— Спасибо, что спросил. Голова побаливает, гематомы кое-где, больничный на несколько дней — ну, в общем, и все.
— А твой коллега?
Она слегка прищурилась, но в его вопросе явно прозвучали нотки неравнодушия. Похоже, переживает почти по-настоящему.
— Полегче. Звонила туда утром, ему немного лучше. Похоже, оклемается.
— Супер!
И жесты, и тон свидетельствовали о том, что он говорит искренне.
Вопрос в том, кого касалось это чувство облегчения. Она не сомневалась, что не Крузе.
— Так, ну а теперь, когда с любезностями покончено, не будешь ли ты так добр разъяснить мне, что это была вчера за фигня? Я позвонила из-за тебя в три изолятора, а в ответ надо мной посмеялись, где-то более, где-то менее зло.
Хенрик тут же отвел глаза.
— Ничего, — промямлил он.
— Ничего? — переспросила она максимально язвительно.
— Просто по пьяни… Пара пива в «Мельнице», потом покурил дома у одного кореша. Увидел это дело в новостях, узнал, что это ты. А когда ребята услышали, что у меня сеструха коп, стали ржать и заставлять
