Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 2

существующую первопричину, по природе своей совершенно отличную от всего известного нам материального существования, в силу которой существуют все вещи. И эту первопричину человек называет богом.

Человек может открыть бога лишь с помощью своего разума. Отнимите разум, и человек окажется неспособным понять что-либо; тогда будет все равно, кому читать Библию — лошади или человеку. Как же можно отвергать разум?

Почти единственные части в книге, именуемой Библией, в которых сообщаются нам [хотя бы] какие-то представления о боге,— это некоторые главы в книге Иова и 19-й [18-й] ^{8} псалом. Других я не могу припомнить. Эти части — подлинно деистические сочинения, ибо они рассматривают божество в его творениях. Они принимают книгу творения как единственное слово божье, не ссылаются ни на какую другую книгу, и все их выводы извлечены из этого фолианта.

Я помещаю здесь 19-й (18-й] псалом, как он переложен на английские стихи Аддисоном^{9}. Я не помню его прозаического текста и не имею сейчас возможности заглянуть в него.

Просторная твердь в высоте,
Со всей синевой небесного эфира
И сияющей рамкой усеянных блестками небес,
Возвещает свой великий прообраз.
Неутомимое солнце день за днем
Раскрывает мощь своего творец
И оглашает перед всеми странами
Деяние всемогущей руки.

И только возобладают вечерние тени,
Луна продолжает чудесный рассказ
И еженощно повторяет внимающей земле
Историю ее рождения.
А между тем все звезды, горящие вокруг нее,
И все планеты в свой черед
Подтверждают истину от полюса до полюса.

Что же находим мы среди их сияющих орбит,
Хотя в торжественном молчании
Движутся все они вокруг темного земного шара,
Хотя не слышно ни настоящего голоса, ни звука
На их лучезарном пути?
Радостью наполняют они слух, когда,
Сияя, вечно поют славословие:
«РУКА, СОТВОРИВШАЯ ЛАС, БОЖЕСТВЕННА».

Что еще хотел бы человек знать, кроме того, что рука или сила, которая создала эти вещи, божественна и всемогуща? Пусть он верит в это с неотразимой силой, и если положится на свой разум, то порядок его нравственной жизни установится сам собой.

Упоминание в книге Иова имеет ту же тенденцию, что и псалом,— вывести или доказать истину, которая иначе была бы неизвестна, из уже известных истин.

Я не помню достаточно хорошо книгу Нова, чтобы правильно воспроизвести нужные места, но мне припоминается одно, применимое к настоящему предмету: «Можешь ли ты исследованием найти бога? Можешь ли совершенно постигнуть вседержителя?» [Иов, гл. 11, ст. 7].

Я не знаю, какие знаки препинания расставили здесь печатники, ибо у меня нет при себе Библии. Но это место содержит два четких вопроса, допускающих ясный ответ.

Во-первых, можешь ли ты найти бога? Да, потому что прежде всего я не мог сотворить самого себя, и все же я существую. Исследуя природу других вещей, я нахожу, что и никакая другая вещь не могла сама себя создать, и все же существуют миллионы различных вещей. Отсюда следует в качестве позитивного результата такого исследования, что существует сила высшая, нежели все эти вещи, и эта сила есть бог.

Во-вторых, можешь ли ты в совершенстве познать всемогущего? Нет, и не только потому, что для меня непостижимы его сила и мудрость, запечатленные в структуре доступного мне мироздания, но и потому, что даже этот мир, как он ни велик, вероятно, представляет собой лишь незначительное проявление той необъятной силы и мудрости, посредством которой были созданы и продолжают существовать миллионы других миров, невидимых мне из-за их удаленности от нашего.

Очевидно, что оба этих вопроса были поставлены разуму того лица, к которому они были обращены. И второй вопрос мог последовать только, если на первый ответили утвердительно. Было бы излишним и даже нелепым ставить второй вопрос, более трудный, чем первый, если бы на первый был получен отрицательный ответ.

Эти два вопроса касаются различных предметов: первый касается существования бога, второй — его атрибутов. Разум может открыть одно, но совершенно не в состоянии открыть всю совокупность других.

Я не помню ни одного места в книгах, приписываемых людям, называемым апостолами, где давалось бы какое-нибудь представление о том, что такое бог. Писания эти в большинстве своем противоречивы, а предмет, о котором они трактуют,— мучительная смерть человека на кресте — больше подходит мрачному гению монаха, [укрывшегося] в келье, который их, возможно, и написал, чем любому человеку, дышащему свежим воздухом мироздания.

Единственный отрывок, припоминающийся мне и имеющий какое-то отношение к деяниям бога, посредством которых только и можно понять его силу и мудрость,— это слова, якобы сказанные Иисусом Христом и направленные против ненужных забот: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут» [Матф., гл. 6, ст. 28]. Впрочем, это намного уступает намекам, содержащимся в книге Иова и в 19-м [18-м] псалме, хотя и сходно с ними по идее, а скромностью образа соответствует скромности человека, произнесшего их.

Истинная теология и теология суеверия

Что же касается христианской системы веры, то она представляется мне разновидностью атеизма, каким-то религиозным отрицанием бога. Она исповедует веру скорее в человека, чем в бога. Она представляет собой смесь, состоящую главным образом из человекобожия (manism) с небольшой добавкой деизма, и столь же близка к атеизму, как сумерки к темноте. Между человеком и его создателем она помещает нечто непроницаемое, именуемое искупителем. Посредством этого она производит религиозное или иррелигиозное затмение света, подобно тому как луна, помещая свое непроницаемое естество между солнцем и землей, производит солнечное затмение. Вся орбита разума оказалась вследствие этого затемненной.

В результате такого затемнения все оказалось перевернутым вверх дном и предстало в превратном виде. Среди переворотов, которые религия столь волшебным образом произвела, был и переворот в теологии.

То, что ныне называется натуральной философией и охватывает весь круг наук, в котором астрономия занимает главное место, есть изучение деяний бога, силы и мудрости божьей в его творениях и