пикапа, подскакивающего на проселочной дороге. От этого ощущения ему стало еще легче.
Смаргивая дождь, он смотрел на неясную луну, восходящую с такой чувственной величественной неизбежностью, что его тут же потянуло исчезнуть. Он все сильнее чувствовал себя частью теплого ночного дождя — такого теплого для апреля в Неваде, что черта с два он поверит, повторял старик- водитель. Дэниел верил. Он верил, что может исчезнуть, подняться вместе с луной, покинуть сквозь темя собственное тело и стать вечным, быстрым, легким, как она. Он начал уже концентрироваться, чтобы исчезнуть, когда его отвлек низкий страстный рев.
Темно-красный «порше» пролетел мимо в мгновение ока, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы заметить за рулем женщину невероятной красоты. «Стой», — подумал он вслед размытому дождем свету задних фар.
Когда машина уже почти скрылась из виду, вдруг мигнули фары. Дэниел бросился к машине, изо всех сил надеясь, что увиденное им за стеклом не окажется секундным видением, миражом, плодом воображения, дождя и лунного света.
Разум есть мираж, наполненный настоящей водой.
Подбежав к двери и наклонившись, чтобы заглянуть внутрь, он почти задохнулся от ее красоты. Дверь была закрыта.
Она наклонилась через сиденье к двери — сейчас откроет, подумал он — она лишь приоткрыла окно.
Мгновение она разглядывала его, затем спросила:
— Это ты Джим Бриджер?
С тем же успехом она могла бы сказать: «А вот ты в меня и влюбился».
— Нет, мэдм, — Дэниел начал растягивать слова, как старый охотник-бобрятник, — но я знал мальчишку Бриджера в те поры, когда он был зеленее луговой травы. Они вместе с презренным Джоном Фицпатриком попросту оставили меня в горах умирать. Меня чуть не сжевала гризлица. Закон гор велит не бросать человека до последнего, но мальчишка Бриджер с дурнем Фицпатриком перепугались индейцев, мародерствующих в окрестностях, и оставили меня на верную смерть. И это бы еще полбеды, но они оставили меня без оружия, то есть почти без рук. Я питался волчьими объедками, которые отвоевывал у канюков. Нога у меня была сломана, так что пришлось ползти на четвереньках. Я спал на иссохших буйволиных шкурах. Двести пятьдесят миль до форта Кайова меня вело только одно — месть. Но стоило видеть лицо мальчишки Бриджера, когда он увидел, что я подползаю к воротам — как кошмар, ставший реальностью, пришедший за ним.
Женщина придвинулась ближе к оконной щелке:
— Ты убил его?
Дэниел тоже наклонился поближе, чтобы услышать вопрос, и уловил запах корицы:
— Нет, мэм. Месть привлекает только до тех пор, пока не придет время нажать на курок. Потом это лишь обыденное убийство. Но не поймите меня неправильно. Я не убил его, но и не простил. Точнее — нет, я простил мальчишку Бриджера. Он был новичком, он еще не понял закона гор. Со временем из него вышел бы настоящий человек гор. Старина Гейб — так его стали бы называть. Фицпатрик же остался бесчестен и непрощен.
— Когда это произошло?
Дэниел краем глаза взглянул на луну:
— В тысяча восемьсот сорок пятом, может, в сорок шестом — точно не помню.
— То есть сто сорок лет назад.
— Если быть точным, — улыбнулся Дэниел.
— Но тебя тогда еще не было.
Дэниел присел, упершись руками в колени, так что их глаза оказались на одном уровне, и произнес твердо:
— Мэм, если я знаю, кто я, я могу быть где угодно и кем угодно.
— Садись, — сказала Дженни, открывая дверь.
Дэниел повиновался.
Пока он входил и устраивался, Дженни не сводила с него глаз, потом спросила:
— А Ди-джея ты знаешь? Ну, парня с радио?
— Вообще-то я не спец в этих новомодных штуках, но я слышал парня по имени Денис Джойнер в программе «Момент истины» — они там рассказывают про разум, и этот Денис говорил так, точно у него только что течением вырвало весла, если хотите знать мое мнение.
— И что он говорил про разум?
Дэниел откинулся назад, помедлив с ответом:
— Много всего, но, кажется, главная мысль была такая: твой разум — это то, как ты его представляешь.
Дженни кивнула:
— Ди-джей. Когда ты его слышал?
— Дайте подумать. Две ночи назад, когда приехал в Рено.
— Я знала, что он где-то рядом, — улыбнулась Дженни. — Я должна встретиться с ним на могиле Джима Бриджера в восточном Вайоминге.
— Неподалеку от Зеленой реки есть форт Бриджер, но старину Гейба похоронили не там, где следовало бы. На корабле его тело перевезли в Сент-Луис. Не знаю, не мне судить, но на мой взгляд, город — не то место, где можно обрести вечный покой. Вечно там суета, дороги да разговоры.
Дэниел даже не ожидал, что вспомнившийся отрывок из детской книжки так тронет его.
Дженни оценивающе взглянула на него:
— Ты кто?
— Меня зовут Хью Гласс, мэдм.
— Да нет же. И сними уже свою дурацкую кепку.
Дэниел послушался и повернулся к ней.
Они смотрели друг на друга и боялись, что вот-вот задрожат.
— Ты мой ровесник. Тебе лет двадцать.
— Меня зовут Дэниел Пирс, — он почувствовал головокружение, произнеся свое имя.
— А я Дженнифер Рейн, — сказала Дженни. — Сюзанна Рапп, если вдруг спросят документы.
— Следует понимать, что мы оба вне закона?
— А мне следует понимать столь разительную перемену в голосе и дикции как проявление искренности? — Дженни провела рукой по голове и улыбнулась, разноцветная кисточка от шляпы закачалась над ее левым плечом.
— Стоит, — ответил Дэниел.
— Я сама не знаю, кто я. Я сбежала из психиатрической лечебницы в Калифорнии, прошлой ночью выиграла двести тысяч, трижды бросив кости, а теперь вот здесь, понятия не имея, куда ехать дальше. Но ты не поверишь — как раз когда я заметила тебя на дороге пялящимся на луну, я думала над тем, что я. Не кто — об этом мы со временем тоже поговорим — но что. Что я такое. Сейчас я начинающий поэт и Любовница Фортуны. Не Воительница Фортуны. Любовница. И потому подошла довольно близко к границе закона.
— Ты забыла еще кое-что.
— Что же? — осторожно уточнила Дженни.
— Ты мать. Если только ты не похитила этого ребенка, спящего на заднем сиденье.
Дженни воззрилась на него с ужасом и облегчением.
Испугавшись, что обидел ее, Дэниел быстро сказал:
— Если мы поедем дальше вместе — а мне бы этого очень хотелось — я обещаю уважать все твои тайны.
Дженни наклонилась к нему, взяла его левую руку в свои ладони и крепко сжала:
— Это моя дочь, — сипло сказала она, — но, Дэниел, она же воображаемая. Это моя воображаемая дочь. Как ты ее увидел?
— Не знаю, — сказал Дэниел. Казалось, он сейчас потеряет сознание. Она сжала его руку еще
