— Ни черта не видать! — отрывисто сказал он. — Ни черта!.. А время не ждет. Ведь так, капитан?
Покрышкин отрапортовал:
— Будет сделано, товарищ генерал! Разрешите исполнять?
— Счастливый путь!
Взлетел Покрышкин на бурой «единице» техника Вахненко. Мотор работал ровно. Но погода ухудшалась с каждой минутой, и Покрышкин с трудом выдерживал маршрут, напрягая зрение, чтобы различить ориентиры. На крыльях оседал ледок. Саша низко вел «МИГ», вглядываясь в каждый предмет, выступавший над белой гладью.
Танков нигде не было. Земля молчала. Но именно это мертвое молчание вызывало у Покрышкина подозрение: фашисты не стреляли неспроста. Они наверняка притаились, чтобы не обнаружить себя! Но где танки, где?..
Время шло. Усталый, продрогший летчик упрямо кружил над степью, над деревнями, над лесными посадками, и нигде — ни следа крупных военных частей. Только однажды он увидел полузаметенный метелью след гусеницы, да одиночная машина мелькнула на дороге.
И в ту минуту, когда Покрышкин уже готов был отчаяться, он внезапно нашел то, что искал: в лощине у стогов сена и среди кустарников вырисовывались немецкие танки. И в то же мгновение грянули десятки пушечных выстрелов, огненные трассы потянулись к самолету: гитлеровцы поняли, что их обнаружили. Покрышкин, резко сманеврировав, ушел из-под огня, и через полчаса в штабе было принято его донесение. Наземные войска быстро совершили контрманевр и обрушились на танковые дивизии Клейста.
Теперь операция развертывалась стремительно. 27 ноября части 56-й отдельной армии, находившиеся за Доном, форсировали реку в таком месте, откуда Клейст никак не ждал удара. Выйдя на правый берег, они решительной атакой заняли станицу Аксайскую и, не давая противнику передышки, устремились к Ростову, достигли его окраин и завязали уличные бои.
Тем временем 37-я и 9-я армии, громя отборные эсэсовские части, подходили к Ростову с севера и северо-запада, угрожая армии Клейста полным окружением. Оставив в городе две дивизии и несколько пехотных полков, Клейст начал отводить часть своих сил к Таганрогу. Умелыми и дерзкими маневрами наши части обходили узлы сопротивления, внезапно преграждали путь отступавшим фашистам, атаковывали и били их на дорогах.
Гитлеровские части, оставшиеся в Ростове, оборонялись с неистовым остервенением — ведь это был первый за всю войну, начиная с 1939 года, случай, когда их гнали из крупного европейского города. На карту был поставлен престиж германского оружия. Понимая это, они цеплялись за каждую улицу. И все-таки им удалось продержаться в городе всего два дня.
В этих боях было нанесено поражение 14-й и 16-й немецким танковым дивизиям, 60-й мотодивизии, дивизии СС «Викинг». Кроме того, потерпели поражение 13-я танковая дивизия, дивизия СС «Адольф Гитлер», 76, 94 и 97-я пехотные дивизии группы генерала Шведлера.
Утром 29 ноября 1941 года Ростов был очищен от фашистских войск, и весть об этом разнеслась по всему миру. Через день 55-й истребительный полк перелетел в город Шахты — наши армии уходили вперед, и, чтобы быть ближе к переднему краю, надо было сменить аэродром. Впервые за всю войну самолеты перелетали не на восток, а на запад.
— Теперь не стыдно людям в глаза посмотреть! — говорил Покрышкину Фигичев. — А то прощаешься с хозяевами — не знаешь куда глаза девать. Хоть сквозь землю провались со стыда...
Все были рады первой большой победе над гитлеровцами. И все же не только Саша Покрышкин и его друзья, но и самые старшие из их начальников даже не подозревали, какую бурю вызвали в ставке Гитлера известия об этих успехах Советской Армии. Только два десятилетия спустя, когда он станет уже генерал- лейтенантом, Александр Иванович Покрышкин с интересом прочтет выдержки из дневника начальника генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии генерала Гальдера, который будет к тому времени найден в гитлеровских архивах и опубликован в Москве.
Разумеется, Гальдер в то время делал эти записи тайно, только для себя, не подозревая, что они когда-нибудь станут достоянием его заклятых врагов — советских офицеров.
«Большое беспокойство, — озабоченно писал генерал Гальдер 30 ноября, на следующий день после освобождения Ростова советскими войсками, — вызвала сегодня обстановка на фронте группы армий «Юг»... Беспокойство касается 1-й танковой армии. Превосходящие силы противника атаковали ее новые оборонительные позиции, пытаясь охватить армию с флангов, и вынудили ее уже днем ввести в бой свой армейский резерв (14-ю танковую дивизию). Несмотря на это, нашим войскам не удалось избежать новых вклинений противника... Войска оказались вынуждены отойти еще дальше в тыл.
Это вызвало большое возбуждение (!) у фюрера. Он запретил отход армии на рубеж Таганрог — река Миус— река Бахмутовка и потребовал не допускать отхода западнее этого рубежа. При этом была высказана мысль о наступлении 17-й армии на Ворошиловград. Люди, — осторожно писал Гальдер, намекая на Гитлера, — не имеют никакого представления о состоянии наших войск и носятся со своими идеями в безвоздушном пространстве.
Главнокомандующий сухопутными войсками (генерал Браухич) был вызван к фюреру на 13.00. По- видимому, произошел более чем неприятный разговор, в течение которого говорил один фюрер. — Забыв об осторожности, Гальдер, обидевшийся за своего главнокомандующего, теперь уже открыто писал: — Он (Гитлер) осыпал главнокомандующего упреками и бранью и давал необдуманные (!) приказы.
Главнокомандующий, следуя желанию фюрера, к сожалению, отдал приказ не отходить одним скачком на вышеупомянутый рубеж. Фельдмаршал фон Рундштедт (командующий группой армий «Юг») ответил, что он не может выполнить этот приказ, и просил изменить приказ или освободить его от командования. Ввиду того, что фюрер оставил за собой право окончательного решения по этому вопросу, ответ Рундштедта был передан ему дословно...
Полковник Хойзингер (тот самый Хойзингер, который два десятилетия спустя будет пригрет американским военным командованием и сделан одной из самых главных фигур в антисоветском военном блоке НАТО. — Ю. Ж.) доложил об обстановке на фронте и положении группы армий «Юг». Происходили неоднократные переговоры по телефону с верховным главнокомандованием вооруженных сил...
В 2.00 1 декабря фюрер приказал фон Рундштедту сдать командование группой армий «Юг» и передать командование Рейхенау, который должен выполнить данный им (фюрером) приказ».
Гитлер бушевал, и послушные ему генералы не осмеливались перечить ему. Тот же Гальдер, прекрасно понимал, что разработанный Хойзингером «план Барбаросса», предусматривавший молниеносный захват Москвы и покорение Советского Союза, трещит по всем швам. В своем дневнике он еще 24 ноября, до ростовской катастрофы, коротко записал, что генерал-полковник Фромм в беседе с ним с глазу на глаз охарактеризовал общее военно-экономическое положение Германии как «падающую кривую» и что он «думает о необходимости мира». И все же Гальдер даже 1 декабря снова и снова требовал от фельдмаршала фон Бока, возглавлявшего группу «Центр», которая шла на Москву:
«Нужно попытаться разбить противника, бросив в бой все силы до последнего».
Свежеиспеченный командующий группой армий «Юг» генерал фон Рейхенау, также выслуживаясь перед Гитлером, заявил 1 декабря Гальдеру, что «возможный риск в операции он берет на себя» и «считает правильным приказ об удержании промежуточной позиции обороны, несмотря на то, что Клейст доложил мне, что его войска будут разбиты на этой промежуточной позиции».
Это было в 11 часов утра. А четыре с половиной часа спустя тот же фон Рейхенау позвонил по телефону Гальдеру и доложил, что позиции на участке, занимаемом отборной эсэсовской дивизией «Адольф Гитлер», уже прорваны советскими войсками, и попросил «дать ему разрешение на отход сегодня в ночь на рубеж по реке Миус». И Гальдер с горечью записал:
«Ему был разрешен такой отход. Итак, мы находимся там, где мы должны были находиться вчера. В жертву были принесены время и силы, и, кроме того, потерян фон Рундштедт. Состояние здоровья главнокомандующего сухопутными войсками из-за постоянных нервных переживаний и волнений опять
