гробите таких! Давно еще было хорошее постановление: сдал хлеб сверх плана — получи повышенную цену. Это нас подстегивало, хотелось еще лучше работать, искать лишние центнеры на своей земле. А теперь и поощрения никакого, и планы под завязку. Неразумно так-то, Андрей Михайлович. Шумим насчет материальной заинтересованности, а лучших хлеборобов под удар ставим. Трепотни много, вот что я скажу!
Соколов отвернулся от Павлова, смотрел в окно. Павлову стало не по себе. Он молчал, хорошо зная, что Иван Иванович отойдет.
Соколов повернулся к Павлову, заговорил спокойней:
— Возьми ту же кукурузу, Андрей Михайлович… Надо бы половину ее убавить. Все равно не управляемся с уборкой, за зря труд людей пропадает. На освободившейся земле посеяли бы овес, скот хорошим кормом обеспечили бы… Но опять не получается!
— Тут уж я совсем не понимаю, — пожал плечами Павлов. — Задание по сдаче силоса вам не дают.
— Вот опять вы там вверху плохо видите… Мы наметили на тысячу гектаров убавить кукурузу, а овса на тысячу прибавить. А нам что говорят? Семян овса нет и не будет, а семена кукурузы уже завезены с Украины, бери и сей. Вот и будем сеять опять кукурузу. По нужде будем сеять, а вы будете думать, что мы сильно возлюбили ее. — Соколов опять загорячился. — Снова вроде бы издевка: запретили овес сеять, в прошлом году нам в плане оставили всего сто гектаров. И теперь у нас семян только на полтыщи. А сейчас толкуют: сей хоть и овес! Да чем посеять-то? Насмехаются над нами… Опять же многолетние травы возьми. У нас, сами помните, какая хорошая люцерна росла. В смеси с костром она по три тонны сена с гектара давала, а выпас какой на сеяных травах! Приказали все распахать, а теперь говорят: можете и травы сеять, вы сами хозяева своим планам. А чем сеять? Чем? Кто для нас семена люцерны вырастил? Вот и останется опять все по-худому. Коровам один только кукурузный силос, а они выносить его не могут, все запоносили. И молоко на заводе браковать начинают — привкус сильный… Неужели ты, Андрей Михайлович, этого не понимаешь? — Соколов своими голубыми глазами сердито уставился на Павлова.
И Андрей Михайлович не смог выдержать этого взгляда…
Павлову припомнилось то время, когда он вот здесь, у Соколова, собирал совещание агрономов района, чтобы они поучились ведению полевого хозяйства. Как это было полезно!
— Как смотришь, Иван Иванович, если соберу у тебя районное начальство? — спросил он.
— А толк какой? — пожал плечами Соколов.
Но Павлову надо было получше разобраться во всем, прежде чем ставить эти вопросы перед Москвой. Он позвонил в партком, просил всех приехать в колхоз.
Соколов позвал обедать, и Павлов охотно согласился: уже хотелось есть, да и надеялся на продолжение беседы с Соколовым.
За обеденным столом Павлов спросил у Соколова, как бы он повел дело, если бы стал на его место.
— А мы об этом, Андрей Михайлович, у себя тут частенько поговариваем, — заулыбался Соколов. — Иной раз, понимаешь, шутейно, а другой раз и по-сурьезному. Ежели по-сурьезному, то не попробовать ли так: вы дайте цены подходящие на ту продукцию, которая больше всего нужна государству. А подходящая цена подгонит нашего брата на производство именно этой продукции.
Мысль о том, чтобы закупки продуктов сельского хозяйства поощрялись ценами, понравилась Павлову. Он знал, что производство мяса в колхозах и совхозах убыточно и, конечно же, не вдохновляет животноводов.
— Были бы заранее известны цены на продукцию в нашей области, — продолжал Соколов, — мы бы и сами поняли, чего и сколько лучше сеять. Надо ценой все регулировать! А планы… Всегда ли они разумно составлены? Вот нам, например, наметили продать два центнера огурцов, три центнера столовой свеклы да центнер луку. Тоже план считается. А на самом-то деле насмешка! Что же нам на два центнера огурцов грядку заводить? А в план эти два центнера попали, с нас с живых не слезут — выполняй, и все! Нет, Андрей Михайлович, ты все же подумай над моими словами. Мы тут не раз судили и рядили об этом…
— Но у вас-то, Иван Иванович, как отнеслись к этим заданиям по огурцам и по столовой свекле?
Иван Иванович ответил не сразу. Доел суп, облизал ложку, положил ее на стол, тыльной стороной руки вытер губы.
— Сдадим мы эти два центнера. Бабы наши на огородах своих сажают помаленьку для солки. У них на хлеб и выменяем, план выполним. Сажать-то столько для большого колхоза смешно ведь…
Павлов прикусил губы. Действительно, смешно.
— Спасибо, Иван Иванович, накормил досыта, — выговорил Павлов, поднимаясь.
— А кисель-то, Андрей Михайлович, — выскочила из кухни Матрена Харитоновна.
— Спасибо. За обед спасибо. Да и разговором с Иваном Ивановичем я сыт.
— Он всегда такой, вы уж на него не сердитесь. Не даст гостю спокойно покушать, заведет свое…
4
…Прошло три дня после того, как Сергеев увез в Москву сводный план посевных площадей. И вот Павлов услышал его встревоженный голос по телефону: Госплан требует снизить площади под парами. Согласны на сто тысяч вместо пятисот, запланированных колхозами и совхозами области. Сергеев спрашивал, что ему делать.
Павлов велел ждать. Вместе с Щербинкиным они написали письмо в Совет Министров республики, выражали удивление: зачем же дано право колхозам и совхозам определять посевные площади, настаивали на утверждении представленного плана. На другой день это послание было доставлено в Москву. А через три дня весьма ответственный товарищ выговаривал Павлову по телефону за «резкость письма», за «недопонимание» обстановки. Сказал, что страна покупает хлеб в Канаде, а в области сокращают площади под зерновыми культурами, увлекаются чистыми парами.
Когда Павлов пробовал доказывать, что на истощенных землях в минувшем году не собрали и семян, ему возразили: год обещает быть урожайным, значит, надо как можно больше засеять. А на последнюю попытку Павлова защитить свои планы ссылкой на решение ЦК и Совмина о правах колхозов и совхозов планировать посевные площади получил ответ: всяким делом надо умело руководить. И в заключение выговор — солидным, бархатистым баском:
— О вашей докладной доложено «самому». Он согласен с сокращением посевов кукурузы. Но его возмущает увлечение чистыми парами и травами.
Все… А ведь Павлов уже решил лететь в Москву, пойти к «самому», рассказать ему все начистоту. Теперь и этот путь закрыт… Павлову хотелось крикнуть в телефонную трубку:
— Приезжайте сами и скажите нашему Соколову, Коршуну и другим, что право планировать им дано только на бумаге.
Но, пересилив себя, стараясь скрыть раздражение, спросил:
— А как все-таки понимать мартовское решение ЦК и Совнаркома о грубых нарушениях порядка планирования?
— Надо уметь здраво оценивать обстановку.
И телефонная трубка была положена.
Павлов спустился к Щербинкину.
Пока он рассказывал, пальцы Щербинкина привычно выстукивали дробь на стекле, лежащем на его столе.
— А я что говорил…
Павлов не уловил в этих словах торжествующих ноток. Произнесены они были как-то обреченно.
— Самое печальное, Андрей Михайлович, в другом… Что теперь мы будем говорить работникам управлений? Как они будут выкручиваться перед колхозами и совхозами? Ломать планы, конечно, придется.
— А если не ломать?
