2
Погода выдалась солнечная, с легким морозцем. Павлов смотрел на раскинувшиеся сразу за городом поля. Они почти совсем освободились от снега. Но вскоре стали попадаться на глаза большие снежные острова. А когда по обе стороны дороги замелькали березовые колки, поля между ними оказались почти без проталин.
«Это хорошо, — думал Павлов, — снег сохранился к началу апреля, земля напьется вволю».
По пути к районному центру он заглянул в Иртышский совхоз. Этим совхозом давно уже управляет Александр Кириллович Коршун. Павлов знал его с тех пор, когда, будучи секретарем райкома, ездил сюда на экскурсии, знакомился с постановкой дела на молочных фермах. Еще тогда он обратил внимание на увлечение Коршуна строительством. Со строительными материалами было трудно, и Коршун наладил производство кирпича в своем хозяйстве, организовал выработку черепицы. В Иртышском совхозе, единственном в области, а может и в Сибири, не только все производственные постройки, но и дома покрыты черепицей.
При въезде на усадьбу Павлов сразу же увидел животноводческую ферму — десятка полтора кирпичных корпусов в окружении молоденьких деревьев. И как-то радостно стало на сердце у Павлова: вот ведь какие руководители есть — думают и о прочности построек, и о красоте жизни.
Коршун оказался в конторе. Этот немолодой уже человек с серыми, словно запыленными, волосами и густыми клочковатыми бровями, нависшими над глазами, удивительно располагал к себе.
Павлов начал издалека: как здоровье и был ли уже в отпуске? Коршун отвечал неторопливо, но казался настороженным, напряженным: чувствовалось, ждал главного разговора.
И Павлов решил не тянуть.
— При новом порядке планирования что особенно сильно претерпело изменения? — спросил он.
— Ничего особенно не претерпело, — как-то смущенно ответил Коршун. А чуточку помолчав, добавил: — Только как бы узаконилось. Открыто записываем в плане то, что мы делали и раньше. — По всему виду Коршуна стало заметно, будто стряхнул человек со своих плеч тяжелый груз.
— Это как же понимать?
Коршун улыбнулся.
— Нельзя нам было придерживаться шаблона. Никак нельзя, Андрей Михайлович, — горячо заговорил он. — Без зерна оставили бы себя, да и государство пострадало бы. Теперь признаюсь: обманом занимался. И секретаря партбюро втянули в это дело. Он же агроном, хорошо понимает: шаблон губит дело. Мы, как вы знаете, придерживаемся мальцевской агротехники. А комплекс ее начинается с хорошо обработанных чистых паров. Нет паров — нет и мальцевской агротехники. А она нам приглянулась. За восемь лет, как мы ее ввели, у нас ведь урожаи повыше, чем у других.
Павлов знал и о хороших совхозных урожаях, и о силе мальцевской агротехники.
— Значит, занимались очковтирательством?
Коршун быстро взглянул на Павлова и, поняв, что найдет в нем поддержку, чистосердечно повинился:
— Занимались… Но ведь и по постановлению пятьдесят пятого года мы могли самостоятельно планировать посевные площади.
— Так бы и делали. Без оглядки.
— А кто бы утвердил наши планы? Меня давно бы уже выгнали за самовольство. Ну меня — это не такая уж беда. Система нарушилась бы, порядок нарушился на полях… А это погубило бы урожаи…
— Но все же, как вам удавалось скрывать чистые пары?
— Показывали эти площади как засеянные. Этим мы наносили моральный ущерб коллективу, потому что валовой урожай делили на всю пашню. А так-то на посеянный гектар у нас урожай был еще выше.
«Святая ложь. Опять святая ложь», — подумал про себя Павлов.
— Мы, Андрей Михайлович, если уж быть совсем откровенным, в последние годы сеяли подсолнечник на силос, сеяли и донник, но в сводках показывали кукурузу.
В дороге Павлов раздумывал над услышанным. Не дико ли, что таким прекрасным руководителям, как Коршун, боимся доверить самим хозяйничать на земле? В этом Павлов видел и свою личную вину. Это сейчас угнетало его больше всего… Ох, как умно надо руководить такими вот Коршунами!
Павлов не спросил Коршуна, поддерживает ли его секретарь парткома Попов. Если поддерживает, то ведь тогда зря говорят о Попове как о шаблоннике, человеке без своего мнения… Впрочем, Павлов не любил Попова. В свое время Попов был верным слугой Смирнову, «подхватывал» всякие его «начинания». Это он вызвался обеспечить выполнение двух годовых планов по мясу, потом ликвидировать коров в личной собственности колхозников, внедрить «елочки» и тому подобное. И хотя двух планов не выполнил, а ущерб делу нанес большой, наказания при Смирнове не получил. Теперь же Попов несколько притих.
Впереди показалась деревня. Здесь контора колхоза «Восход». Подумав, Павлов решил завернуть и сюда.
Когда он заговорил с председателем Сидоровым о перспективных планах, тот только с досадой рукой махнул:
— Болтовня это, Андрей Михайлович, насчет самостоятельности. Как не давали нам, так и не дают самим планировать.
Видно, председатель уже дошел до точки кипения. Ему было уже безразлично, кто его слушатель — секретарь обкома или секретарь ЦК. Он высказывал наболевшее.
Одно поле с полтысячи гектаров у них на высоком берегу реки и не знает отдыха десять лет. Земли там хорошие, вот с них и не слезают — сеют и сеют. Но за последние годы урожай там резко снижается: истощала земля. Колхозники считают — поле надо отвести под паровую обработку, но в управлении «все вычеркнули». А когда Сидоров пожаловался находившемуся там председателю облисполкома, тот поддержал управление. И колхозу разрешили планировать под пары только сто гектаров. Запретили также заменить часть посевов кукурузы другими культурами.
Павлов не перебивал Сидорова, и тот отводил душу:
— Что получается-то, Андрей Михайлович? Я им говорю: на полторы тысячи снизим кукурузу, но на пятьсот гектаров прибавим подсолнечник в смеси с овсом и викой. Массы силосной соберем даже больше, опыт-то многолетний, а тысячу гектаров высвободим для других целей. На пятистах пропаруем землю, а еще на пятистах овес посеем. Тогда ведь кормов-то для скота будет больше, и гарантия более высокого урожая в будущем году полная: по пару всегда высокий урожай. А знаете, что сказали наши руководители? — Он в упор смотрел на Павлова.
— Нам сверху виднее, — попробовал угадать Павлов.
— Если б только это… Товарищ Попов разъяснил мне так: посеешь пятьсот гектаров овса — осенью все равно заберем его в хлебосдачу. А если земли засеешь кукурузой, то пусть и мало уродит, но все, что уродится, останется в хозяйстве. Понимаете, до чего докатился?.. Некоторые мои собратья тоже так стали рассуждать, их приучил к этому товарищ Попов.
Теперь и у Павлова все внутри закипело… Но он постарался сдержать себя. Попросил Сидорова дать ему справку о плановых цифрах, разработанных колхозом, и тех, что навязали в управлении.
Расхождения оказались очень большими.
Павлова удивило, что такой напористый человек, как Сидоров, не устоял. А ведь при определении планов посева последнее слово партия оставила не за Поповым, а за Сидоровым. Почему он не воспользовался этим правом?
Сидоров как-то сразу обмяк. Провел ладонью по лицу, горько усмехнулся:
— Я хорошо знаю об этих правах. Но попробуй воспользуйся. Попов сразу поставит на место…
— Так вы сначала попробуйте.
Сидоров молчал. По лицу было заметно, что в нем происходит большая внутренняя борьба.
— Коли начали, так выкладывайте все до конца, — настаивал Павлов.
— Я же обращался к товарищу Щербинкину…
— Но и Щербинкин не может отменять ваши плановые наметки.
— Тогда мне нечего сказать, Андрей Михайлович… Выходит, опять председатель виноват.
