Подполковник посмотрел на меня как на умственно отсталого.
— Потому что у него, Синицын, документы при себе были, ясно? Водительские права и паспорт! Сознательные граждане всегда с собой документы носят… — И подполковник тем временем продолжал вещать: — Так что теперь тебе, Синицын, не исчезновение раскрывать, а у-бий-ство! Ясно?
— Не совсем, — признался я. — Почему именно убийство? А не несчастный случай, к примеру?
— Ты еще на самоубийство понадейся! — хохотнул Герасимов, видимо, считая эту реплику удачной шуткой. — Я сказал — все подробности у экспертов! Тогда сам поймешь! Короче, Синицын, докладывай, что успел наработать и какие у тебя дальнейшие соображения! — потребовал подполковник и сложил руки на груди, приготовившись слушать.
— Я собирался разрабатывать версию с человеком по фамилии Астахов, — начал я, быстро воспроизводя в памяти то, чем занимался до отправления на штрафные работы к Сыромятникову.
— Ты его два дня разрабатывал! — не удержался и тут же перебил меня Герасимов — он вообще плохо умел слушать.
— Я же не виноват, что он куда-то запропастился! — попытался защититься я и быстро перешел к следующему моменту, пока Герасимов не обвинил меня в исчезновении кандидата в депутаты. — И есть еще толстый незнакомец, который приезжал в офис Скоробогатова, — продолжил я, стараясь игнорировать язвительность подполковника.
— И ты до сих пор не знаешь, кто он! — подытожил тот.
— Так никто же его не опознал! — сказал я в свое оправдание. — Откуда же я могу знать?
— Обязан был знать! Обязан, на…! Ты на то здесь и поставлен, чтобы все узнавать, ясно, на…?
Я не стал отвечать, а вместо этого внес конструктивное предложение:
— Надо бы позвонить и выяснить, не появился ли Астахов.
— Так звони, на…! — рявкнул Герасимов.
Я поспешно достал из кармана свой сотовый и набрал домашний номер кандидата в депутаты, который, по счастью, запомнил наизусть, так как он был легким. Номера сотового Астахова у меня не было, а спрашивать его у жены я не решился. Торопливо поздоровавшись, я спросил, можно ли мне услышать Игоря Кирилловича. Супруга сообщила, что, к сожалению, тот сейчас находится на работе и будет только вечером, но я был и этому рад, поскольку данная новость означала, что Астахов хотя бы жив-здоров, в чем я, признаться, уже начал сомневаться после того, как узнал о смерти Скоробогатова.
Это я и сообщил Герасимову. Тот нахмурился и сказал:
— Значит, вечером отправляйся к нему домой! А пока занимайся материалами об убийстве! Семье сообщи о трагедии! И пусть опознают его в нашем морге официально! Все, на…!
И с этими словами подполковник отпустил нас, после чего я направился искать Михаила Черновицкого.
— Синицын! — послышался сзади знакомый скрип, а затем резкий кашель, которые могли принадлежать только одному человеку. Так оно и оказалось — ко мне маршировал своей походкой старого солдата сам Михаил Степанович.
— Здорово, — протянул я ему руку, и Михаил пожал ее с каким-то сомнением. Так он делал всякий раз, словно боялся чем-то заразиться. И мне всегда было любопытно — это относится только ко мне или Черновицкий так здоровается абсолютно со всеми, как будто подозревает в чесотке?
Михаил явно был не в духе. Впрочем, это вообще было ему свойственно и даже в какой-то степени роднило с подполковником Герасимовым. По лицу Михаила я понял, что ничего хорошего он мне не сообщит. Так оно и случилось. Правда, в течение первой минуты разговора он выложил мне все свои проблемы, думая, видимо, что я в этот понедельник склонен к сопереживанию и состраданию. Проблемы Черновицкого заключались, однако, в основном в неполадках его автомобиля. Далее следовали напряги с женой, которая, по уверениям Михаила, была дурой. И наконец, венчала все нехватка денег.
— Привет, — проскрипел эксперт, протягивая мне какие-то бумаги. — Вот, для тебя подготовил. Это по делу Скоробогатова.
— Михаил, ты мне сразу скажи — там действительно убийство? — спросил я.
— Прочитаешь — поймешь, — ответил Черновицкий, ухмыльнувшись.
— Да ты что, с подполковником Герасимовым сговорился, что ли? — начал я злиться.
— Боюсь, с ним договориться о чем бы то ни было мне никогда не светит, — вздохнул Михаил. — А вообще, определять, убийство там или что — это твоя работа! Но от себя могу сказать — скорее всего, да. Во всяком случае, умер он явно не в том месте, где его нашли. А трупы сами ходить не умеют. Это я тебе уже как профессионал заявляю, — усмехнулся эксперт.
— Пошел ты, — отмахнулся я от него, взял бумаги и хотел уже пойти по своим делам, как Михаил остановил меня:
— Подожди, это еще не все!
Далее Черновицкий с потаенной радостью сообщил мне, что ничего нарыть в уликах в офисе «Дионис» ему не удалось — мол, не только у него все плохо, а теперь вот и Синицыну придется несладко без улик преступление раскрывать!
— Рюмки чистые. Только спиртное, — резюмировал он. — А разводы — это следы губной помады, скорее всего, этой Арцыхевич, бухгалтерши.
Я развел руками, не став обижаться на эту вредину, поскольку давно привык, и прошел в дежурку, где взял еще и материалы по обнаружению трупа Скоробогатова. После чего прошел в свой кабинет. На столе уже лежал фоторобот, составленный по показаниям Игоря Сергеева. Человек, который приходил к Скоробогатову той ночью, выглядел внушительно. Это был мордастый круглолицый мужик, облагороженный, правда, интеллигентной бородкой.
Я прочитал материалы. Согласно им, Скоробогатов скончался от черепно-мозговой травмы, полученной при падении. На теле его также были обнаружены множественные ссадины и кровоподтеки. Однозначного вывода, что его сбила машина, из заключения не следовало, но он напрашивался сам собой, судя по характеру травм. Кроме того, сообщалось, что одет Скоробогатов был в брюки и тонкую рубашку, что заставило меня насторожиться: в начале октября он должен был быть облачен как минимум в пиджак или ветровку. Я принял это к сведению и отложил материалы в сторону, побарабанил по столу пальцами. Что делать дальше? Ехать домой к Скоробогатовым и предъявлять фоторобот для опознания? А заодно и сообщать новость о смерти? Или для начала предъявить этот портрет коллегам Скоробогатова, то бишь Голубицыну и Арцыхевич?
Немного подумав, я все-таки остановился на бухгалтерше и заместителе Георгия Анатольевича.
Тарас Иконников мотал своим хвостиком из жидких светлых волос из стороны в сторону. Его вытянутое лицо с длинным прямым носом искажалось кривой ухмылкой, которая являлась признаком того, что он очень недоволен. Пиком недовольства стал тонкий истерический смех Тараса. Отсмеявшись, Иконников грохнул кулаком по столу и, качая головой, выдохнул с усмешкой:
— Вот сука! Кинул, а?
Затем Тарас вдруг моментально посерьезнел, брови его сжались в одну сплошную светлую линию, черты лица стали жесткими и решительными.
— Так! — Он проворно поднялся со стула и обратил немигающий взгляд на своего помощника, туповатого, похожего на обезьяну молодца с торчащим ежиком непослушных темных волос. — Ты сам пробовал это пойло?
— Пробовал, — невозмутимо пожал плечами подручный.
— Ну и?.. — рявкнул Тарас.
— Ну… Э-э-э…
Эти междометия свидетельствовали о том, что помощник не понимает сути дела.
— Э-э-э… Ме-э-э! — передразнил его Иконников, скорчив помощнику жуткую физиономию и обнажив ряды прокуренных зубов. — Жалобы на нас имеются нешуточные, понял? Ты сам-то не отравился после этой водяры? Поноса не было? Унитаз не пугал?
Он хлопнул ладонью помощника по животу. Тот, чуть нахмурив брови, рассеянно ответил:
— Вроде нет.
— Вроде говорят в народе! — назидательно изрек Иконников. — А тут коммерческая структура! Здесь
