пуля, аминь…
— Ну ты и сатирик… — хрюкнул Угрюмый. — А чё, нормально Светка пульнула им отвод, пришили чувакам бороду…
Взмах рукой — и все пошли разом! С тыла, откуда не ждали! Двое метнулись к трюмным люкам, распахнули их и стали забрасывать нутро газовыми гранатами «Сирень-12», создающими газовое облако с тяжелой концентрацией вещества СS. Восемь таких штуковин изъяли в комнате охраны у господина Бахметьева — попутно с другими интересными вещами. Зачем они охране, выяснять не стали, просто сгребли в мешок. Как пользоваться боеприпасами, Максим ребят научил. От страха они ничего не перепутали. Гранаты рвались на нижней палубе, орали люди, ждущие своего часа. Дождались! Запастись противогазами никто не догадался! Люки захлопнулись, скобы замкнули заранее заготовленные штыри (конструкции люковых закрытий ничем не отличались от аналогичных на «Пенелопе»). Одновременно пятеро в масках ворвались в надстройку, включили фонари, ослепив присутствующих людей.
— Ночь свободной любви, господа!!! — грохнул Угрюмый, проносясь над журнальным столиком на бреющем полете. — Кто тут на новенького, мать вашу?!
Схватились отчаянно, яростно! Бились жестко, всем, что попадалось под руку — фонарями, мебелью, кулаками. Угрюмый приволок с собой любимый гвоздодер. Выстрелить успел лишь один — по счастью, в потолок. Коляша Селин, возмущенный этим явлением, сцапал обидчика за грудки и бил мозолистыми кулаками так, что позавидовали бы голливудские постановщики драк! Кто-то пытался убежать, запереться в каюте — благо пространства на средней палубе было вдоволь. Одного из таких ловкачей Максим догнал «собственноручно», отбил селезенку, выбил челюсть и швырнул на зеркальный бар, отчего тот взорвался мелкими осколками. Метался свет, трещали конечности, визжали и сопели участники драки. Макар методично правил кому-то физиономию. Пыхтел от усердия Ильич, выламывая конечность своему сопернику.
— Вот падла, он мне чуть чичу не протаранил! — взвизгнул Угрюмый, нанося рубящий удар гвоздодером. — Нравится, корешок? Щас мы тебе фары помоем… Да убери ты, гаденыш, свои манипуляторы… Готово! — зарычал Угрюмый. — Пчела, блин — сделал гадость и сразу сдох…
— Только без трупов… — хрипел Максим, пяткой утрамбовывая соперника в узкое пространство под кожаной тахтой.
— Командир, я не понял, мы пираты или церковный хор? — урчал Угрюмый. — Ты уж определись… Да не волнуйся, шевелится твой протеже, вон как стонет… Что-то долго он, падла, стонет, оргазм-то скоро?
— Да будет свет! — возвестил Макар, щелкая выключателем.
И снова никто из «наших» не пострадал. Только Угрюмый ощупывал лицо под разорванной маской и переживал о возможной потере сексуальности. Беспорядок в кают-компании — смежной с тремя каютами — царил классический. Повсюду кровь, разбитая и раздавленная мебель. С люстры живописно свисал хромированный табурет, испачканный кровью. Шевелилась и стонала побитая гвардия подполковника. Они неплохо приготовились к баталии — полностью экипированные, в бронежилетах — из-за которых и оказались практически беззащитны в рукопашной.
— Молодцы, — оценил Максим. И добавил под дружный хохот: — А что будет, если мы начнем работать с полной отдачей?
— Поваренок только подкузьмил, — недовольно сообщила маска Макара. — Приготовил пожрать он, конечно, вкусно, но почему меня постоянно полощет?
— Присоединяюсь, — проворчал Ильич. — Он решил нас отравить.
— А чё сразу я-то? — возмутился Коляша. — Руки мыть перед едой не пробовали? Вон — Капитан помыл и не жалуется!
— Жалуюсь, дорогой, жалуюсь, — вздохнул Максим. — На эту тему мы с тобой еще поговорим… Так, все внимание, граждане пираты! — хлопнул он в ладоши. — Не спим, работаем! Тащим «перевязочный» материал, не забываем, что в трюме дожидается масса работы!
Со стоном поднялся невысокий мужчина — опухший, маска вместо лица. Глаза бессмысленно блуждали. С головой он не ладил и в пространстве не ориентировался. Он сделал пару шагов, но между ногами что-то распухло, мешало ходить. Ноги подкосились, он повалился. Победители переглянулись и пожали плечами.
Товарищи трудились, «мумифицируя» изувеченные тела. А Максим, загадочно ухмыляясь, добрался до софы, схватил торчащую из-под нее конечность и выволок на белый свет окровавленного господина с орлиным носом. Господин подполковник представлял собой неважное зрелище. Остатки челюсти вдавились в череп и требовали замены. Гематомы и синяки цвели по лицу, нос как-то странно свернулся. Он посвистывал дырочкой в боку, ноги разъезжались. Из распоротой раны под глазом сочилась кровь. Максим стащил с себя маску, схватил господина за ершистый бобрик и приподнял ему голову. В глазах подполковника Мишарина отсутствовал разум. Но что-то там зажглось, когда он понял, кто стоит перед ним. Задрожала расчлененная губа, он прошептал — словно рожал через горло:
— Сволочь…
— Приятно познакомиться, Олег Денисович, — радушно осклабился Максим. — Вы узнали меня, и незачем объяснять, за что вы подвергаетесь телесному наказанию. Надеюсь, государство приобретет вам инвалидную коляску? — Он ударил пяткой по дрожащей коленке — та хрустнула, подполковник взревел, а Максиму пришлось обнять его, чтобы не упал. Он врезал по второй челюсти, по глазам, по ребрам, швырнул на кровать безжизненный кусок человеческой плоти.
— Фу, совсем испорченный, — поморщился Ильич.
— В стирку, — презрительно объявил Максим.
— А допросить мы, кстати, можем вот этого. — Ильич поддел носком связанного мужчину — того, что делал смешную попытку уйти на своих двоих. — Верно, Григорий Николаевич?
У пленника блуждали глаза, он вяло шевелил губами.
— Рыба, — засмеялся Угрюмый.
— Хорошая ночка, Григорий Николаевич? — ехидно осведомился Ильич. — Не обрыбилось вам сегодня, ну что ж, бывает.
— Не понимаю, о чем вы, — прошептал избитый субъект. — Я не Григорий Николаевич…
— Надо же, оно разговаривает, — удивился Угрюмый, — И пиджачком по ходу прикидывается.
— Он думает, что маска плюшевого пледа его маскирует, — усмехнулся Ильич. — Представляю, капитан — Шумский Григорий Николаевич, доверенное лицо и помощник господина подполковника. Правая рука и левая половина мозга. Сдержанный, интеллигентный, но, между нами говоря, редкая сволочь. Держу пари, он знаком с планами своего босса.
— Я ничего не знаю… — спотыкаясь, промямлил «потерпевший». — Вы еще поплатитесь… — и забулькал что-то невразумительное.
— А чего с ним тереть? — проворчал Макар. — Какое-то утопическое у меня настроение — может, утопим его?
— Ага, сейчас случайно ликвидируем, — оскалился Угрюмый, примеряя гвоздодер для удаления глаза. — Какой с него понт? Все равно пойдет чесать по бездорожью, объявит туза за фигуру, прикинется незнайкой, вся фигня… Кто за смертную казнь, мужики?
Потерпевший задергался — он был еще не в том состоянии, когда жизнь и смерть кажутся равновеликими.
— «Смертная казнь» — это тавтология, — сообщил Фаткин, всовываясь с палубы в надстройку. — Если казнь — то по-любому смертная. Я чего пришел-то, Капитан? Нам с Сестрой определенно кажется, что шашлык в трюме хорошо промариновался, можно готовить.
— Отлично, — кивнул Максим. — Ты и ты, — кивнул он Ильичу и Угрюмому, — остаетесь здесь, и через три минуты этот соловей обязан петь. Можете оскопить его, затылок на глаз натянуть — все меры хороши, если приводят к результату. У нас еще остался «перевязочный материал»?
В трюме пряталась дюжина хорошо экипированных бойцов. Вернее, раньше пряталась. А теперь она страдала…
— Выходить по одному! — сообщил Максим, приподнимая крышку. — Оружие оставляем в трюме, проносить с собой категорически воспрещено! При малейших признаках неповиновения забрасываем трюм
