Человечек проснулся и, заморгав голубыми глазками, прошептал:
— Пить!
— Ишь, пить ему подавай! — гневно удивился Феликс Петров. — Во каков!
— Кто же это такой? И зачем ты его здесь держишь? — спросил я.
— Раньше, — пояснил Феликс Петров, — вся моя жизнь зависела от него. Надеть нечего, жрать нечего — самое большое, что я могу, так это крикнуть ему в сердцах, мол, нет тебя, нет!.. А он мне всегда так ехидненько: «Как же нет? Вот он я, за твоей спиной!»
— Пить! — опять прошептал человечек.
Феликс Петров налил в алюминиевую кружку из трехлитровой банки воду и хотел, было, влить ее человечку в рот.
— Я сам, — жалостливо попросил узник.
— Ну, хорошо, — улыбнулся Феликс Петров, — только не вздумай сбежать.
Феликс Петров развязал веревку. Человечек выпростал из-за спины два розовых крыла, взял ими алюминиевую кружку.
— Да быть этого не может! — воскликнул я.
— Почему же не может! — захохотал Феликс Петров, и гулкое эхо отозвалось в мрачном чулане. — Мой ангел-хранитель, собственной персоной. Только если раньше я полностью от него зависел, то теперь он от меня.
Ангел попил, вытер губы крылом и попросил:
— Есть!
— Ишь, жрать захотел, курва! — восторженно удивился Феликс Петров. И улыбнулся: — Хорошо, получишь свой пай, ты только, знаешь что, сегодня Мадонну пришли, актрису и певичку, из Америки. Я хочу от нее детей иметь, наследников.
— Ладно, — прошептал ангел.
— А пока жди, — сказал Феликс Петров и крепко прикрутил ангела-хранителя к стулу. — Приедет певичка, тогда и пожрешь.
Ангел закрыл веки и опустил маленькую детскую голову на грудь.
— Пошли, — позвал меня Феликс Петров. — Нечего на него глазеть, еще возгордится от лишнего внимания.
Когда два телохранителя вежливо подталкивали меня кулаками в спину к выходу, а лакей в красном камзоле с золотым позументом держал наготове мой китайский пуховичок, я сказал Феликсу Петрову:
— Может, отпустишь ангела?
— Да?! — засмеялся хозяин. — Чтобы опять газетенкой «Молния» торговать? Гляжу, ты шутник, братец!
Я покинул чертоги Феликса Петрова в смущении.
Вдруг сквозь пуховик что-то горячей влагой окатило меня.
Я оглянулся и впервые увидел на плече своего ангела-хранителя.
Он плакал, как ребенок.
«Развязать шнурки ботинок! Скрутить ангела!» — пронеслось в мозгу.
Но я отогнал постыдную мысль:
«Лучше буду находить пропитание продажей газетенки «Молния»!
— Спасибо! — услышал за спиной.
Я посмотрел на ангела, он вытирал заплаканное детское лицо розовым крылом.
— Не за что, — буркнул я и, широко размахивая руками, зашагал к Новым Черемушкам.
Артур Кангин Чёрт-растратчик
В Москве жили два брата.
Один — Ваня, президент крупного и весьма преуспевающего нефтеперегонного предприятия, богатый, крепко стоящий на своих кряжистых ногах, мужик.
Другой — Степа, дрессировщик котов из бродячего цирка, а значит, мужик бедный, неуверенно стоящий на своих долговязых ногах.
Как-то в доме Степана не осталось и маковой росинки, зарплату руководство шапито задерживало, и он, посоветовавшись с женой Клавдией, отправился к младшему брату, за вспоможением.
Приходит, а у того пир горой, дым коромыслом. Цыгане медведицу Тамару с медвежонком Ксюшей водят, шансоны душевные песни поют, десяток-другой приживал да лакеев черную икру прямо из серебряной бадьи ложками жрут.
— Братишка, помоги малёхо, — просит Степан. — Третий день всем семейством и черной корочки не жевали.
А Ваня так внимательно посмотрел на брата Степана, да как рассвирепел.
— Как тебе не совестно, — говорит, — побираться в солидных домах? Связал свою судьбу с кошками, так вот пусть они тебя и кормят. С достоинством неси свой крест!
— Так ведь зарплату задерживают.
— А мне какое дело? — насупился Ваня, а потом вдруг просветлел лицом. — Ладно, приходи сегодня вечерком на мой день рождения. Хоть в тепле посидишь. Жену не забудь.
— Не забуду, — ответил Степа и, печально, с невольной завистью взглянув на свору с изумительной скоростью пожирающую калорийную паюсную икру, побрел домой.
Пришли они к Ване на день рождения, Иконку Николая угодника последнюю со стены ему в подарок сняли, и вот, значит, за пиршественным столом сидят, на именитых гостей смотрят.
А тут и впрямь было на кого поглядеть!
И Алла Пугачева, и Михаил Жванецкий, и бывший пресс-секретарь Президента РФ, а ныне знаменитый транссексуал, выступающий со страусовыми перьями в тайваньском стрип-шоу, и бандит Бритва из мощнейшей Балашихинской группировки.
Словом, весь цвет нации собрался.
Сливки!
Гости едят-пьют, хохмачей слушают, блатные песенки подпевают.
Все бы хорошо, только бедному Степану с женой Клавдией, салфетки с вензелем нефтеперегонной компании на коленки бросили, однако, саму еду на стол не несут.
Посидели супруги, все как полагается, чин чинарем, слюну обильную поглотали, да и поперли до дома.
Гости идут от именитого Вани, песни поют, у них в пузах весело, индейку с поросятами их мамоны переваривают, а Степану с женой Клавдией не до веселья, у них животы судорогой от голодухи сводит.
Тут вдруг остановился Степан, топнул разбитым китайским ботинком, да как запоет-затянет, громче сытых гостей: «Ой, Байкал! Байкал!».
— Ты чего, Степушка? — спрашивает его в испуге жена Клавдия. — Рассудком, чай, не тронулся?
— А ничего, — отвечает благоверный супруг. — От родного брата иду. Пусть все думают, что и я от пуза налопался.
Поет Степа и слышит, кто-то подпевает ему тоненьким, надтреснутым голосочком.
Глянул Степа, а на его плече маленький фиолетовый чертик сидит, желтые зубки скалит.
— Ты кто? — спрашивает Степан.
— Я — Горе твое, — задорно отвечает ему чертушко.
Пришел Степа с чертом на плече домой, а тот ему давай подзуживать дребезжащим голоском, мол, теперь, Степушка, пропивай-прогуливай все подряд, терять нечего.
И вот, в самое скорое время, Степа пропил-прогулял свое последнее пальтишко на «рыбьем» меху,
