одному ему известную цель. И вера в совершенство Божьего промысла всегда согревала душу: и в жестокие годы Войны, которую он встретил испуганным мальчишкой в коричневой рубашке «Гитлерюгенд»[45], и сейчас, когда он ощущал свой неровный пульс в пальце, передавленном «Кольцом рыбака»[46]. Всевышний недаром усадил его сегодня за этот письменный стол. Недаром на этом столе оказалась информация о пророчестве. Пророчестве, свидетельствующем о грядущем СОБЛАЗНЕ Человечества. ИСКУШЕНИИ, которого не знала история нынешней цивилизации.
В начале года хранитель секретного архива Ватикана, монсеньор Серджио Пагано, докладывая ему о ходе подготовки к выставке Lux in Arcana, сообщил о неожиданной находке — письме турецкого офицера. В письме сообщалось о массовом расстреле жителей высокогорного армянского селения где-то на границе с Российской империей. Письмо было найдено среди материалов, собранных по поводу геноцида, совершенного в начале ХХ века Османской империей против армян.
В этом письме турецкий офицер докладывал своему начальнику Энвер-бею[47] о том, что сопротивление армянского населения в Ванском вилайете[48] подавлено, перечислялись населенные пункты, где население было ликвидировано поголовно. Также он сообщал о тайнике, случайно обнаруженном в посохе расстрелянного священника. Посох оказался внутри полым. В нем хранились кусок старинной ткани с неизвестными письменами и лист пергамента, с арабским текстом следующего содержания: «Во времена, предшествующие 1435 году календаря Хиджры,[49] пойдут правоверные с оружием в руках друг на друга, и будут жестоко истреблять и детей, и взрослых, и женщин, и стариков. Будут глумиться над телами погибших. И долго еще не будет прежнего благоденствия в мире Ислама. В 1435 году, В НАЧАЛЕ ВЕЛИКОГО ЦИКЛА, ЕДИНЫЙ СОСУД СОЕДИНИТ КРОВЬ НЕСУЩИХ СИЛУ, И СТАНЕТ ВНОВЬ ВОЗМОЖНЫМ СОЗДАНИЕ. ГРЯДЕТ ЯВЛЕНИЕ ТОГО, КТО СИЛОЙ БУДЕТ ПОДОБЕН БОГУ». Офицер сообщал, что выделил эту часть текста, потому что она была написана красными чернилами.
К документу прилагалась справка, написанная рукой монсеньора Пагано. Как всегда избегая формальностей при переписке с Понтификом, хранитель архива сообщал, что направляет этот документ во исполнение указания Бенедикта XVI — искать любую информацию по предсказаниям и пророчествам, связанным с началом нового тысячелетия.
Понтифик отложил письмо и достал из стопки документов папку с надписью «И. Орбели». Он долго не открывал ее. В папке из коричневого картона лежало несколько листов, и каждый из них — свидетельство. Свидетельство греха священника, нарушившего тайну исповеди ради спасения Человечества. Будучи совсем молодым человеком, он нарушил тайну исповеди, не побоявшись провести остаток своих дней в покаянных молитвах в строгом монастыре[50]. Да, не побоялся, а кругом говорят о слабости веры служителей Церкви.
Первосвященник вздохнул и открыл папку.
Он прекрасно помнил содержание этого документа.
Это был подробный пересказ предсмертной исповеди немца, предки которого обрусели еще пять поколений назад, но сохранили свою приверженность Католической Церкви.
Покойный сообщал, что в 1932 году в городе Ленинграде стал невольным свидетелем разговора академика Иосифа Орбели с женщиной по имени Фатима. В то время он был студентом и проходил практику в Эрмитаже. Случайно оказавшись около двери кабинета директора музея, молодой человек услышал разговор, который не предназначался для его ушей. Собеседники, не ожидая, что кто-то может услышать их разговор, говорили громко. Они обсуждали некое предсказание, слова которого неожиданно отчетливо сохранила память студента. Жизнь его сложилась непросто. Увлечение работами Флоренского[51] и Ильина[52], несдержанный язык и независимый характер привели его в барак Белбалтлага[53]. Срок был небольшой, но его пару раз продлевали и 41-й год он встретил на лесозаготовках в Карельской тайге, а оттуда — в штрафбат на Ленинградский фронт. Во время первой в его жизни атаки разорвавшийся поблизости снаряд контузил несчастного, а осколком ему отсекло левую кисть. Очнулся он в полевом госпитале, полностью реабилитированным, так как «искупил кровью».
Списали его подчистую. И, хотя орденов и медалей на его груди не было, он был самым счастливым человеком на свете — он был жив и свободен! Контузия не прошла для него даром — сильное заикание сделало его нелюдимым. Тем не менее, это не помешало ему стать метеорологом, окончив Казанский университет.[54] Он распределился в далекий Приморский край на метеостанцию. В родной Ленинград вернулся в 59-м, когда понял, что сталинские времена навсегда канули в Лету.
Закрытый от всего мира он к старости нашел утешение в вере. Уже перед смертью, с ним, прикованным к постели, произошло, как он сам считал, чудо — заикание, мучившее его с Войны, прошло само собой. Старик решил, что это знамение и он должен поведать тайну, которую носил в себе все эти годы.
По словам умирающего выходило, что в первой четверти XXI века, а точнее накануне или в год Черной Водяной Змеи, то есть в 2013 году от Рождества Христова, должен появиться человек, который будет способен по своему усмотрению управлять металлом, из которого сделаны Предметы. Сам он не понял смысла предсказания, но точно воспроизвел разговор академика Иосифа Орбели с некоей Фатимой (в письме настоятель храма Святой Елизаветы сообщал, что выяснил: фамилия Фатимы — Байкеева). Старик вспомнил, что при разговоре присутствовала маленькая дочь Фатимы, которая без труда смогла раздавить фигурку Кролика. Якобы, подобная способность присуща всем представителям этой семьи.
Новость была ошеломляющая, и Понтифик лично написал письмо в Санкт-Петербург, чтобы уточнить судьбу академика, этой женщины и ее семьи. Ответ настоятеля был удручающим. Иосиф Абгарович Орбели умер в 1961 году, его творческое наследие и, в том числе, личный архив хорошо изучены. Никакой информации о встрече академика с Фатимой Байкеевой в записках Орбели нет. Сама Фатима умерла от голода в блокадном Ленинграде. Следы ее дочери затерялись после Войны. Жива ли она — неизвестно.
Когда эта папка впервые попала в руки Понтифика, он сразу вспомнил доклад монсеньора Серджио Пагано. И он предпринял серьезные усилия, чтобы выяснить судьбу потомков Фатимы Байкеевой. Все было безрезультатно. Возможно, хранители американской и английской лож смогут по своим каналам что-нибудь выяснить. Но сегодня встреча с ними не состоялась.
Он потер холодными старческими руками виски. Сердце билось с перебоями, несмотря на кардиостимулятор. Неожиданно он осознал, что ответственность за будущее паствы неумолимым невидимым прессом готова раздавить его. И сразу встал вопрос: может ли он, пастырь, которому поручено Всевышним оберегать миллионы и миллионы верующих от соблазна и греха, доверить Генри Баркеру и Артуру Уинсли, людям, безусловно, достойным, но все-таки — ЛЮДЯМ, тайну пророчества?
Глава 7
Воздух! Солнечные лучи золотистыми столбами пробивались сквозь быстро бегущие облака! Рядом — песчаный пляж, за которым высятся разноцветные дома необычной архитектуры. Отголоски человеческой речи, смеха. Так вот он какой, этот ТОТ СВЕТ.
Оглянувшись, он понял, что Валентина поблизости нет. Хороший пловец — Иван за пару гребков добрался до берега. Немногочисленная пляжная публика совершенно не обращала на него внимания. В первый момент это сильно озадачило Ильина, но тут до него дошло — на шее висел кулон, так похожий на Опоссума. Он громко шлепнул в ладоши, проверяя, слышат ли его окружающие. На звук удара оглянулось несколько отдыхающих, но их внимание сразу отвлек крик какой-то девушки, которая болталась на огромных резиновых канатах.
