Коронка в пиках до валета

- Ну и что нам теперь делать? – говорил Тимошка. – В редуте передохнуть можно? Не все сожгли? Ты-то где сидишь?

– Я-то?… Где придется… то в подполье, а то в лес ухожу! На деревах сплю. Да там рыси мешают. Намедни одна в загривок вцепилась – насилу отодрал.

Путешественники вошли в полуразрушенный редут. Несколько зданий сгорело дотла, у других сгорели только крыши.

– Снегом, видать, потушило. Страсть снег валил, – пояснил Зотов. – Глянь-ка, ворота выломаны, стекла выбиты. Унесено все: скамьи и столы – и те скрадены. Одно слово – чисто сработано, – говорил Зотов. – Даже гвозди выдерганы! Глянь-ка!

Действительно, во многих местах в стенах вместо гвоздей зияли дырки.

– Все это кенайцам впрок пошло, – ораторствовал Зотов. – Село тут ихнее поблизости. Туда верно все сволокли. И Вельса там на селе болтается. Компания там ихняя, – трое их там, мериканов этих. Будь им неладно! А Вельса у них набольшой – капитан ихний.

Все влезли на один из амбаров, наименее пострадавший. Уселись, кто на санях, кто на полу и стали рассуждать, что делать дальше?

Мнения поделились: Тимошка стоял за то, чтоб вернуться обратно в Михайловский редут. С 12 собаками, без запаса провизии, по его мнению, нельзя было рисковать на путешествие по пустыне.

- Кабы нас двое с Яшкой, али с Федосеевым вон, мы бы к черту на рога пошли, а вы – люди непривычные. Да еще, вон, женщина с вами, – где вам! Морозы ударят. Пурга гулять пойдет. Беда!

Уильдер решительно высказывался за то, чтоб войти в контакт с 'американами', которым подчинены кенайцы.

- И собак достанем, и провизии, – говорил он уверенно.

Вадим перевел его слова. Тимошка выслушал внимательно и сказал:

- Ну что же, делайте, как знаете. А нам с Яшкой это не с руки. Нам своя голова дороже. Мы вон по пути пять кенайцев устукали, узнают – нам не поздоровится, да! Кенайцы – дерьмо, а вот американы – сволочь! Вот на волос не верю им!

Яшка и Федосеев присоединились к нему. Уильдера поддержали остальные.

Тимошка насупился, потом промычал:

– Может так и ладно будет. Видать, их благородие, – он мотнул головой в сторону Уильдера, – тоже из их компании. Може и обладит. Може и наших с редута вызволит. Не забудьте, смотрите. А мы с Яшкой теперь в сторону: вам – направо, нам – налево. Вот Зотов пусть вас завтра к мериканам сведет, – там уговоритесь, а мы с Яшкой из леса говядины вам достанем, потому в пустыне уж ничего не добудете.

На следующий день Уильдер, Илья, Зотов отправились в село кенайцев.

По дороге Зотов рассказал о жизни кенайцев. Село у них большое: 30 юрт, а посередине дом бревенчатый с крышей, частоколом обнесен. В этом доме в свободное от охоты и рыбной ловли время сидят мужчины, покуривают трубки – лясы точат. В этом же доме обсуждаются дела, что до войны, или там до охоты касаемо. Праздники здесь же празднуются, игры там всякие играются, и моются здесь же всем селом – на манер бани.

- Только уж и мытье у них! – закрутил головой Зотов, – кислой мочой моются! Ей-богу! Оттого от них и вонь такая! И кожи звериные тоже в моче вымачивают.

Зотов подвел Илью и Уильдера к общественному зданию. Пока путники шли мимо юрт, оттуда выбегали собаки и злобно кидались на пришедших. Из юрт выглядывали женщины, выбегали голые ребята, бежали следом, визжали…

Путников ввели в главную комнату. Там восседали старцы и вожди племени. Один из них, по-видимому, главный, был облачен в живописное одеяние: с его головы до пят спускалась лента, вся усаженная пестрыми орлиными перьями. Его кухлянка была искусно расшита разноцветными узорами. Энергичное лицо было причудливо разрисовано черными и белыми красками. Взгляд его монгольских глаз был жесток и упорист. Большой нос с горбинкой резко выдавался на его сухом медно-красном лице.