Коронка в пиках до валета

видать и свалились. Я это два стакана тоже глотнул, да в лес побег капканы смотреть. Добежал до капканов, да так и свалился. Сколько лежал – сам не знаю… Проснулся, потому трясти меня начали. Продрал зенки, – ан меня волки рвут! Ей-богу! Вскочил, как встрепанный. Как заору, – волки так и порснули в лес – напугал я их. Побежал я в редут. Мать честная! Редут-то наш докуривается! Людей – ни души! Амбары все разорены. Чистое разорение. Один я и остался.

- Что ж их убили, что ли? Семена Петровича и других, которые?

– Не видать, чтоб драка была. Увели, должно, пьяных. Может и померши которые от зелья этого. Брр! – Зотов сплюнул с омерзением. – Двое суток меня рвало, то есть всю башку разломило. Который день, вон, не емши, – душа еды не берет, только воду и хлебаю.

- И как меня волки не сожрали, так это даже удивительно, – разводил он руками. – Да вас-то чего нелегкая сюда принесла? Вы-то чего тут?

– Да вот к американам энтим едем, – мрачно ответил Тимошка.

- К американам? – удивился Зотов. – Подлый народ! Расподлеющий! Мутят они здешних. Кабы не они, разве бы здесь кенайцы так баловали?

– Кораблева-то знаешь? Устукали! – сообщил Тимошка.

- Да што ты? Семена?

– Его самого.

- Ну, царство ему небесное! Справный был старик! Как же дело-то было?

– Да кто его знает! Одни кости в избе… Дочиста сглоданы!

- Да может кости-то не Семеновы?

– А може и впрямь не Семеновы? – после некоторого раздумья сказал Тимошка. – На черепу не написано – чей.

- А тряпок-то никаких не было? Кухлянки, что ли?

– Одни кости – точно, как голый был. Вот ведь удивительно – как мне в башку не пришло. Почему же он голый?

- Вон я у самой избы каку трубку нашел. Важнецкая! Мериканская, – сказал Яшка, вытаскивая из бездны своих торбасов найденную им трубку.

– Покажь-ка, – сказал Зотов. Взял в руки трубку, повертел ее в своих корявых, черных лапах и сказал: – капитанская трубка, знаю ее. Мериканец тут шляется. Капитаном его Вельсой звать. Его это трубка. Как это он ее потерял? Все в зубах ее держал.

- Верно, кто по зубам дал ему, – вот он и обронил, – сказал Яшка.

– И спал, сказывают, с трубкой. Спит – посасывает, пососет – опять заснет! Не его ли костяк вы за кораблевский приняли? Потому он без трубки ни на шаг.

Все невольно переглянулись.

– А трубка важная, – продолжал Зотов, вертя ее в руках, – словно расстаться ему с ней было трудно. – Хошь, Яшка, я тебе два бобра за нее дам?

Яшка покрутил головой.

– Ну три дам?… Четыре хошь? Ну, черт с тобой! Коли этот Вельса жив, да в твоих зубах ее увидит, – он те зубы расчистит – сыт будешь, – ворчал Зотов, неохотно выпуская из рук вельсову трубку.