Коронка в пиках до валета

– Смотри-ка, огонь у истока! Никак костер жгут? – сказал Яшка.

- Неужто нас стерегут? – опасливо буркнул Тимошка.

– Я поеду вперед, – сказал Яшка, – посмотрю, может кого и снять потребуется. Дай-кось мне лучок-то. Как огонь погаснет – езжайте смело!

И на легкой байдаре он бесшумно стрельнул во тьму.

Байдары не пошли дальше, притулились у берега и ждали. Путники глядели на огонек, мерцавший вдали в бледном сумраке наступающего рассвета. Прошло с полчаса. Восток начал алеть, и наверху в побледневшей синеве неба потянулись розовато-золотые тучи. Далекий костер вдруг погас.

- Чисто Яшка сработал! А и руки же у парня золотые! Ну, теперь айда, ребятки, вперед!

За каменным мысом, закрывавшим впадение реки в озеро, к путешественникам присоединился и Яшка. Улыбался во весь рот.

- Убрал! Чисто припрятал! – хвастался он.

Вошли в реку. Опять правый берег – сплошная стена утесов, левый – низменный, болотистый, сплошная тундра. Потянулись вдоль низменного берега.

Прятались днем в кустах – ночью плыли, замаскированные кустами ивняка, выбирая темные места.

На второй день опять повалил снег, потом ударил мороз. По черной реке понеслись небольшие льдины…

- Ничего, на это нам теперь начхать, – говорил Тимошка. – К вечеру на месте будем!

– Вот тут река сейчас влево возьмет, а за поворотом и редут будет. Теперь конец веслам, – на собаках двинем, без байдар. Куды легче будет!

Кенайцы и 'американы'

Но Колмыковский редут оказался сожженным… и людей не было видно.

- Сожгли! Вот незадача! Как тут быть? – И старый Тимошка совсем на этот раз растерялся.

– Причаль тут. Пойду посмотрю, – сказал Яшка. Байдары притулились у берега, а Яшка прибрежными кустами осторожно направился к редуту.

- Ну, где теперь собак достать? – рассуждал вслух Тимошка. – Вот, думали, в редуте возьмем! На 12 псах далеко не уедешь! Опять же с провиантом, – рыба на исходе! Чем собак кормить будем? Дальше по пустыне путь пойдет, – тут уж ничего не промыслишь. Что тут делать? Эх, незадача!

Так разговаривал он сам с собой, а путешественники мрачно слушали его и молчали. Они еще меньше его знали, что им теперь делать. Сидели и вслушивались в беседу Тимошки с самим собой. Из отрывистых фраз его беседы, однако, заключили, что старая голова его усиленно изобретала разные комбинации, которые должны были вывести их из затруднения.

Вернулся Яшка не один, – привел с собой еще какого-то старика – Зотова Ивана Дмитриева. Физиономия у него была перекошенная – идет, сам озирается, говорит шепотком. Напуган человек – по всему видать! Зотов оказался хорошим знакомым и Яшки и Тимошки. Тимошка накинулся на него с вопросами:

– Что это у вас? Мы к вам, а вы вон что – погорели. – Зотов растерянно развел руками…

- Разорили редут, – сказал он. – 'Американы', надо думать, – говорил он, оглядываясь, словно опасаясь, что 'американы' сидят в кустах и его подслушивают.

– Подослали, вишь, кенайцев с мехами, – рассказывал он, – дескать, продавать пришли. Семен Петрович все с ними уладил. Потом пить стали… Ну, известно, как полагается. А они, значит, со своим ромом приперли. Ну, а в ром-то, видно, чертовщины какой-то и навалили. Ну, значит, наши перепились, да