Дин отпрянул от пакета, будто от бомбы.
— Обычно? — с недоверием произнес он. — Это слово подразумевает нечто привычное, повторяющееся изо дня в день. Ты же не заглядывал сюда по меньшей мере год, и я, признаться, уже отвык от твоих визитов. Где ты пропадал?
— Был занят. Старался избегать мелких правонарушений — они не приносят денег.
Я уселся на кресло для посетителей, и стопки папок почти полностью скрыли лицо старого друга. Были видны лишь его глаза.
Подувшись для порядка, Дин сменил гнев на милость. Сначала я услышал, как открывается пакет. Затем над стеной показался протянутый мне сэндвич. Потом — салфетка. Потом — стакан содовой. Наконец, голова Сивера скрылась из вида, и я понял, что он принялся за еду.
— Из твоего офиса уже звонили, — донеслось из-за стены после продолжительного чавканья. — Ты представляешь некую Линду Сандоваль, обвиняемую в непристойном обнажении, и хочешь обсудить решение по делу. Знаешь, дело еще не возбуждено. Ты же в курсе, что на регистрацию отводится шестьдесят дней, и этот срок не истёк ещё даже наполовину. Но обсудить решение я готов.
— Было бы, что обсуждать. Дела-то, фактически, нет. Я здесь за тем, чтобы его не было и де- юре.
Сивер резко вскинул голову.
— Эту цыпочку застукали совершенно голой на Броад-бич. Она эксгибиционистка, Холлер. Доказательств для обвинения — выше крыши. И ты думаешь, я откажу в возбуждении? Как?! Постой, не говори, сам догадаюсь. Твой сэндвич — это взятка. Это все — спецоперация ФБР по борьбе с коррупцией в органах правосудия. Операция «Грудинка», да? А что, звучит.
Улыбнувшись, я покачал головой.
— Расстегни рубашку, — не успокаивался Дин. — Уверен, под ней — микрофон.
— Угомонись. Лучше скажи мне, ты просмотрел материалы дела после звонка из моего офиса?
— Само собой.
— Ты прочёл рапорт дежурного офицера, производившего задержание? По-твоему он действовал в рамках своих полномочий?
Дин заинтересованно вскинул брови.
— Я видел рапорт. Придраться не к чему — уж я-то права полицейских помню наизусть.
— Тогда ты должен знать, что по правилам задерживать за непристойное обнажение полицейский может лишь после того, как визуально удостоверится в нарушении закона.
— Я в курсе, Холлер. Так всё и было. В рапорте прямо сказано, что твоя клиентка вышла из воды совершенно голая. То есть, абсолютно. Это значит, что на ней не было никакой одежды. Думаю, можно не сомневаться, что дежурному офицеру — помощнику шерифа, выпускнику полицейской академии — хватило наблюдательности, чтобы это заметить. Кстати, знаешь, водичка в тот день была прохладная. Представляешь, как у дамочки затвердели соски?
— Хоть к делу это и не относится, но, поверь мне, представляю. Однако ты кое-что упустил. Перечитай рапорт заново. Хотя нет, постой, у меня есть копия — могу сам тебе прочесть.
Я откусил от сэндвича и, пока жевал, вытащил из портфеля папку с бумагами. Затем, запив еду глотком газировки, приступил к чтению заранее выделенного места из рапорта:
— «Дежурный офицер (Д/О), получив вызов, прибыл на место происшествия. На момент прибытия Д/О подозреваемая Линда Сандоваль, двадцати девяти лет, находилась в воде в присутствии многочисленных свидетелей. На попытки Д/О убедить подозреваемую выйти из воды, та неизменно отвечала отказом. В конце концов Д/О был вынужден просить о помощи спасателей Кеннеди и Вальдеса, которые извлекли подозреваемую из воды, и Д/О смог убедится, что она полностью обнажена. После того, как подозреваемая добровольно оделась, она была задержана и препровождена в участок. В процессе задержания и транспортировки подозреваемая подвергала Д/О непрекращающимся словесным оскорблениям».
Выделенный кусок закончился.
— В моем экземпляре сказано то же самое, Холлер. На мой взгляд, дело — верняк. Кстати, обратил внимание, что в графе «профессия» в протоколе дамочка написала: «экзотическая танцовщица»? Она стриптизёрша. На пляже загорала нагишом, чтобы не было белых полосок на теле. И этим нарушила закон.
— Её профессия — не преступление. И если ты, Эйнштейн, еще раз внимательно перечитаешь рапорт, увидишь, что «непристойное обнажение» произошло по вине помощника шерифа.
— Что ты имеешь в виду?
— Не важно, сколько свидетелей видели мою клиентку обнажённой. По правилам, полицейский не может производить задержание на основании свидетельских показаний. Он должен лично удостовериться, что нарушение закона имеет место. Не веришь — загляни в сборник инструкций.
— Я знаю правила. Помощник шерифа сделал всё как положено.
— Не-а. До тех пор, пока два бравых молодца не вытащили подозреваемую на берег, офицер никак не мог видеть, обнажена она, или нет. «Непристойное обнажение», вменяемое моей клиентке, стало результатом действий помощника шерифа.
— Защита ссылкой на провокацию преступления? Ты шутишь!
— Конечно, в действиях офицера не было злого умысла. Но полномочия он превысил. Он задержал мою клиентку за преступление, которое сам же и спровоцировал. К тому же, он унизил её, вытащив голой на всеобщее обозрение. Думаю, она не преминет вчинить округу гражданский иск.
— И это твой аргумент? Всеобщее обозрение? Бог с тобой, Мик, она же стриптизёрша! Это смеш…
Дин осекся, осознав, что полицейский действительно нарушил закон. Сивер снова спрятался за стеной из папок, но на этот раз явно не затем, чтобы прожевать очередной кусок сэндвича. Он перечитывал рапорт, и теперь видел в нём то, о чём я ему толковал.
Закончив чтение и всё обдумав, Дин подал голос:
— Она стриптизёрша, так не всё ли ей равно? Пусть признаёт себя виновной, потом подаст апелляцию, ты подключишь СМИ — небольшая шумиха пойдёт ей пользу. Убеди её не оспаривать предъявленные обвинения до тех пор, пока рассматривается апелляция, а я тем временем прослежу, чтобы она отделалась шлепком по попке. И никаких гражданских исков. Как тебе такое предложение?
Я покачал головой.
— Не пойдёт, Дино. Она, конечно, стриптизёрша. А ещё она учится на втором курсе юридического факультета Университета Южной Калифорнии. Ей ни к чему такая запись в личном деле и лотерея с апелляцией. При приёме на работу в юридических конторах перетряхивают всю подноготную. И если обнаруживают, что у претендента были проблемы с законом, то сразу же указывают на дверь. В некоторых штатах юриста с таким пятном в биографии не допустят до адвокатской практики. А в других — ещё и внесут в список сексуальных преступников.
— Так за каким лешим она занялась стриптизом? Устроилась бы клерком в какую-нибудь контору…
— Обучение в университете обходится недёшево. Моя клиентка нашла свой способ его оплатить — вертясь вокруг шеста четыре ночи в неделю. Ты просто не видел её, а то бы сразу понял — раздеваясь, она зарабатывает раз в десять больше, чем получала бы, работая в офисе.
Я непроизвольно представил Линду Сандоваль и её прекрасный треугольник, движущийся в волнующем ритме. Я уже жалел, что отверг вчерашнее предложение. Упустил свой шанс.
— Может, тогда ей стоит продолжать танцевать, и забыть об адвокатуре? — сказал Дин, возвращая меня к реальности.
— Не меняй тему, Дин. Что ты собираешься делать?
— Я так понял, что на компромисс ты не пойдешь?
Я кивнул:
— Это было незаконное задержание. Ты отказываешь в возбуждении дела — и все довольны. Полицейское досье моей клиентки остаётся девственно чистым, а целостность системы правосудия — нетронутой.
