…Вечерняя служба закончилась, но люди не спешили расходиться. Несмотря на позднее время среди них присутствовало довольно много детей. Худощавый седовласый отец Михаил, волосы которого были стянуты в хвост обычной резинкой, стоял в окружении плотного людского кольца, где каждый норовил обратиться к нему с каким-то вопросом. Те, кто пришел на исповедь, чинно выстраивались в очереди. Очевидно, среди исповедовавшихся имели место какие-то особые предпочтения, потому что к одним священникам очереди были длинные, а к другим — короткие. Если обратиться к земной жизни, аналогия с известным следственным действием напрашивалась сама собой: ведь на допросе подследственные также интуитивно выбирают для себя доброго, как им кажется, следователя.
Самая большая очередь выстроилась к диакону Алексию. Прежде чем подойти к столику, за которым стоял этот строгий человек в монашеском облачении, каждый оборачивался и кланялся ожидающим. Для одних исповедь кончалась быстро. Другие, напротив, шептались очень долго, прежде чем диакон накрывал их головы епитрахилью и, сотворив крестное знамение, произносил молитву.
Наконец, все страждущие были выслушаны и вознаграждены, и храм потихонечку опустел. Диакон Алексий, в обязанности которого, помимо прочего, входила ответственность за противопожарную безопасность, отправился совершить последний на сегодня обход, а отец Михаил устало поднялся в свою маленькую — шесть шагов в длину и четыре в ширину — комнатушку, дабы утолить жажду, переоблачиться в мирское и хоть немного отдохнуть.
Но не удалось. Побыть. Уже через несколько минут в дверь комнаты настойчиво постучали.
— Минуточку! — крикнул настоятель, ускоряясь и довершая перевоплощение в «штатского». — Алексей Андреевич, это вы? Входите, прошу вас! — В комнатушку вошел диакон Алексий с белым как мел лицом. — Присаживайтесь… Э-э, да на вас лица нет. Что-то случилось?
— Случилось, отец Михаил, — отчаянно пролепетал тот, покорно присаживаясь на краешек кресла. — Опять они!
— Кто они?
— Сатанисты, прости Господи! — Диакон мелко перекрестился и протянул «старшему по званию» какую-то бумажку. — Вот, обнаружили среди записок на молебен.
Отец Михаил надел очки, развернул бумажку и вполголоса зачитал:
«…Цитадели моей веры и любви к Дьяволу над людским морем владычиствуют. Скалы чести моей и гордости раздерают покровы небес. Природа моя живет, чтобы возвеличивать Сатану. Всегда и везде мои черные корни прорываются. Меж языков пламени я ветер Хаоса бессмертный, который веет».
— М-да, целых две орфографические ошибки в столь малом тексте. Многовато… А знаете, Алексей Андреевич, что за текст здесь процитирован?
— Не знаю. И знать не хочу! — страдальчески отмахнулся диакон.
— Авторство его принадлежит некоему Валентину Скавру. Из современных отечественных идеологов сатанизма он, пожалуй, самый популярный. Эдакий, знаете ли, инфернальный постмодернист. Примитивный, а посему весьма привлекательный для людей недалеких.
— Позвольте, я немедленно сожгу эту пакость!
— Не стоит. Прибережем это послание, вместе с другими прочими, для сотрудников милиции. Кстати сказать, судя по количеству ошибок, эти записки пишет один и тот же человек. Впрочем, слабая грамотность в наши дни, к сожалению, явление весьма распространенное.
Настоятель расстегнул молнию на боковом кармашке своей сумки и убрал послание двоечника- статаниста. Затем подошел к висящему в углу рукомойнику и стал тщательно мыть руки.
— Ой, да что эта милиция может?! — развил между тем правоохранительную тему диакон. — Вон, когда в прошлом месяце на кладбище животину несчастную убили да на могильном кресте распяли, вызывали мы их. И что? Приехали, пофотографировали и уехали. Даже протокола составлять не стали. С административными нарушениями, говорят, это к участковому обращайтесь.
— Так и сказали, «административное правонарушение»?
— Слово в слово. Дескать, налицо жестокое обращение с животным, повлекшее его гибель. А про осквернение могилы православной никто и не заикнулся… Зато журналистам раздолье — в Интернете больше десятка публикаций.
— Неужто больше десятка? — отчего-то заинтересовался отец Михаил. — Алексей Андреевич, будьте любезны, распечатайте мне, при случае. Хочу самолично ознакомиться.
— И нужда вам эдакие скверности читать? — вздохнул диакон. — О-хо-хо, и за что ж такие беды именно нашему храму? В других приходах давненько ничего подобного не наблюдалось. А у нас просто напасть какая-то. Истинно говорю вам: неспроста записки эти. И животное замученное неспроста. Сатанисты покусились на нашу обитель!
— Знаете, Алексей Андреевич, я бы все-таки пока не спешил с выводами. Среди людей, не относящихся к сатанистам, но порой путаемых с ними, встречаются откровенно страдающие психическими расстройствами несчастные. Либо попросту без глубокой причины совершающие противоправные действия заблудшие души. Все они к сатанизму как к мировоззрению отношения не имеют…
Последние слова настоятеля потонули в оглушительно-неприятном визге и грохоте — на лесах за стеной кто-то из рабочих снова запустил циркулярку.
— Отец Михаил, вы еще задержитесь, поработаете? — стараясь перекричать шум, поинтересовался диакон.
— Нет уж, увольте! У меня от этих звуков голова на части разрывается. Кстати, вы не в курсе, когда они все-таки планируют завершить работы? Если я не ошибаюсь, все сроки прошли.
— Обещали, что в конце месяца начнут разбирать леса.
— Ну, дай-то Бог!
— Отец Михаил, вы уж извините меня за такую назойливость, — замялся диакон. — Мне, право, неловко…
— Да бросьте вы, право, церемонии! Что такое?
— Вы меня до метро не подбросите?
— О чем разговор? Конечно. Спускайтесь вниз, к машине. Через пару минут поедем.
Диакон, благодарно кивнув, покинул комнату, а настоятель подошел к маленькому окошку-бойнице и задумчиво всмотрелся в заходящее солнце. Отчего-то как раз именно сегодня оно, словно бы по- сатанински, отливало ярко-красным.
Санкт-Петербург,
4 августа 2009 года,
вторник, 11:07 мск
…Временный постоялец «гоблинов», некогда завкафедрой геофизики, а ныне бомж с четырехлетним стажем Иван Демидович Филиппов, мыл длиннющий общий коридор конспиративной квартиры. Мыл классическим «матросским способом», путем разливания ведра воды и ее последующего собирания тряпкой. В новенькой тельняшке, в выцветших, пузырящихся на коленках тренировочных штанах и тапочках на босу ногу, в данный момент он и в самом деле отдаленно напоминал проштрафившегося моряка.
Щелкнув кодовыми замками, в контору ввалился основательно помятый после вчерашних возлияний с Бузой отпускник Холин и с удивлением уставился на ползающего по линолеуму Филиппова.
— Полундра! Свистать всех наверх! Демидыч, у нас что, канализацию прорвало?
— Да нет, просто пол мою.
— Тебя замполич, что ли, припахал? Или сам додумался?
— Сам. Надо же мне как-то отрабатывать ваше гостеприимство.
— Ну-ну. Ты только смотри, того… не переусердствуй. С твоей-то тахикардией. Опять валидолить будешь, как в прошлую субботу.
— Ничего, мне вчера Ольга Николаевна каких-то фирменных таблеток принесла. Так я после них чувствую себя… Словно заново родился.
Снова открылась входная дверь, и в помещение вошли Наталья с Вучетичем.
— Во, сразу узнаю старого моремана, — разулыбался Виталий. — Иван Демидыч, ты на каком флоте служил?
— Я срочную артиллеристом тянул. А это, — Филиппов указал на ведро, — меня моряки атомного
