приветствуется.
— Это приказ?
— Нет. Всего лишь дружеская просьба.
— Тогда не поеду. Я уже сказала: мне не нравится эта затея.
Андрей нахмурился:
— Хорошо. Если тебе так проще, будем считать, что это приказ.
— А что, Андрей Иванович, с начальником подразделения эту тему вы уже согласовали?
— Ох и язва ты, Олька!
— Главное, чтоб не сибирская, — донеслось из «прекрасного весеннего сада». — Остальные лечатся!..
Санкт-Петербург,
Южное кладбище,
30 августа 2009 года,
воскресенье, 13:42 мск
«Вот так и живем: завтра — день рождения, послезавтра — похороны».
Южное кладбище — жуткое кладбище. Представьте себе триста га чистого поля, на которых уместилось под пять миллионов захоронений. Второй Петербург! При этом если у центрального входа еще живет какая-то дающая тень растительность, то метров через сто-двести начинается настоящая пустыня, где теснятся и громоздятся, налезая одна на другую, могилы-могилы- могилы… И, словно бы в насмешку, магистральные аллейки-дорожки, петляющие между ними, носят романтические названия — березовая, ореховая, вишневая…
Вот уж воистину — парк. Не культуры, но вечного отдыха…
…Временно превращенная в катафалк «маршрутка» стояла неподалеку от свежевырытой могилы в далеко не самом престижном, но и не совсем «отстойном» участке кладбища. Трое «гоблинов», на долю которых выпала миссия забрать гроб с Демидычем из морга, мрачно курили в сторонке, дожидаясь приезда остальных участников скорбной церемонии.
— Плохая примета — покойника на служебной машине перевозить, — ворчливо заметил Афанасьев.
— Преподобный Иоанн Кронштадтский говорил: «Не верьте в глупые приметы, не будьте суеверными, и приметы не будут сбываться».
— А мне, Женя, твой Кронштадтский не указ. Сейчас вон модно иконки- образа на приборную панель лепить. И что, многих это спасало от ДТП?
— А что, Сергеич, ты небось и черных кошек, и баб с пустыми ведрами по параллельным улицам объезжаешь? — усмехнулся Холин.
— Если есть такая возможность — обязательно.
— Чем бензин казенный жечь, ты бы их лучше давил.
— Кого? Баб или кошек?
— И тех и других.
— Очень остроумно, — проворчал Афанасьев. — Гришк, ты бы, чем зубоскалить, лучше бы Мешка набрал. Узнай, где их черти носят? Выходной день: Пулковское свободно, Волхонка пустая. Мы с севера за тридцать минут долетели, а они из центра больше часа добраться не могут.
— Да звонил я ему, минут десять как.
— И чего?
— На подходе. Говорит, Анечка с батюшкой долго провозились — им из Парголово никак не выбраться было. На Выборгском-то снова ремонт затеяли! Я с них просто фигею, Сергеич! Каждый год асфальт перекладывают!
— А то ты не знаешь на чью дачу та трасса ведет?!
— Знаю. Что не на мою, — буркнул Холин. — Слышь, Сергеич, я вот что подумал: раз уж всё одно к одному, может, попросить вашего отца Михаила, чтобы он заодно и «пепелац» освятил? Сам-то я не шибко верю во всю эту музыку, но с другой стороны — хуже от того всяко не станет. Или попам на ментовские машины западло святую воду тратить?
— Нет, Гриша, им, как ты выражаешься, «не западло», — со знанием дела вмешался в разговор Крутов. — К примеру, у нас в ОВО весь автопарк еще в 2006-м освятили. Дабы… — Женя напрягся и процитировал по памяти: — «Ангел небесный хранил колесницы и людей, находящихся в них, от бед и аварий, от несчастий и огорчений».
— Ладно ОВО, эти-то хотя бы гласные службы, — охотно поддержал довольно странную тему Афанасьев. — А вот лично мне водилы знакомые из «наружки» рассказывали, что у них точно такая канитель была. Со святой водой и окроплением.
— «Семерошникам»-то на хрена? — удивился Григорий. — Этих котов помойных не ангел — «непроверяйка» охраняет.
— Не скажи. Там у народа своих заморочек хватает. Мигалки им не положены, спецокраска — тоже, крутых тачек практически нет. Им же главное — не выделяться. Потому все кому не лень «опушников» подрезать норовят, дороги не уступают. Словом, демонстрируют глубочайшее презрение.
Холин с сомнением покачал головой:
— В презрение охотно верю, но вот техническую сторону мероприятия я себе слабо представляю. У «семерки» даже само месторасположение гаража — секретное. И чего ж, неужели попа запустили в святая святых?
— Ну да. Запустили, — подтвердил Афанасьев. — Один из экипажей «наружки» специально отправили в храм за батюшкой и доставили его в гараж с тщательным соблюдением режима секретности. Чуть ли не глаза завязывали священнослужителю!
— Блеск! И чего?
— И тот, соответственно, провел чин освящения служебных автомобилей, которые отныне ни в коем разе не должны попадать в неприятные истории на дороге. Кроме того, освящение должно было обеспечить машинам «наружки» защиту от поломок и угонов.
— Ну и как? Обеспечило?
— Понятия не имею.
— Кошмар какой! На дворе двадцать первый век, а тут — натуральной воды мракобесие.
— Знаешь, Гриш, я бы советовал тебе не рассуждать о вещах, в которых ты абсолютно не разбираешься и не понимаешь, — предостерегающе сказал Крутов. — К слову, мракобесие здесь ни при чем. Просто ожидание чуда есть одна из слабостей русского народа.
— Глыбко! — похвалил Афанасьев. — Сам придумал?
— Нет. Это Бердяев сказал.
— Хорошо сказал.
— Это какой Бердяев? Часом, не замначальника 5-й ОРЧ? — заинтересовался Холин.
— Нет. Это русский философ. Классик и, по большом счету, гений, — провел краткий ликбез Крутов.
— Понятно. Но, кстати, этот, который из ОРЧ, тоже любил это дело.
— В смысле выпить?
— Выпить само собой. А потом пофилософствовать. Помню, собрались мы как-то в «Ровеснике», был такой злачный шалман на Большом Сампсониевском. Накатили, как водится, пивка с водярой. А Бердяев возьми да и выдай, причем экспромтом: «Если бы алкоголя не было, его надо было бы придумать как средство благодарности: иной раз «спасибо» бывает мало, а деньги — не к месту, да и обидеться могут хорошие люди»[2].
— И этот хорошо сказал, — согласился Афанасьев.
