здесь? Ты еще здесь? Вот дурак. — Наверно капитан разглядел узнал его по реглану и по белеющей повязке, — Сейчас паром будет, давай, переправляйся. Немцы уже близко. Говорили, до них километров пять или шесть.
— Так близко, — удивился Виктор, — Тогда я действительно, наверное, пойду. Спасибо. Только что с самолетом делать? — неожиданно вспомнил он, — Он, конечно, побит крепко, но все равно думаю можно починить.
— О, проспался-таки! — в голосе сапера послышались ехидные и одновременно сочувственные нотки, — вспомнил про самолет? Я всегда говорил вашему брату — не умеете пить спирт — пейте воду. И закусывайте ее картошкой. Откуда я знаю, что тебе делать с твоим самолетом.
Они немного помолчали. Мимо в темноте проходили невидимые люди, позвякивало оружие. Вдалеке слышался шум автомобильный моторов и мелькал синий свет фар.
— Где ты его будешь искать ночью? — сказал наконец капитан, понявший, почему Виктор не уходит на паром, — До него отсюда километра четыре. Да и как ты его найдешь? Темно же. У тебя приказ какой был? — спросил он, немного подумав, — ждать когда за тобой прилетят? Вот и жди себе. Только лучше на том берегу жди. Ведь ночью за тобой не прилетят, так?
— Не прилетят, — грустно ответил Виктор. — Жалко самолет-то. Если до немцев километров пять, то они его захватить могут. — Он немного помолчал, потом осененный идеей спросил, — У вас машина есть? Его можно погрузить и попытаться вывезти…
— Ну, ты насмешил, — коротко хохотнул его собеседник, — нет у меня машины, все на том берегу. Да и была бы — не дал. Глупая это затея. Не найдешь ты сейчас, ночью, машину. Да если даже и найдешь, то никто ее тебе не даст, чтобы где-то искать какой-то самолет. Попал ты, братец. А что, за самолет сильно спросят? Хотя, чего это я спрашиваю, — он хмыкнул, — может спалишь его? Ну, чтобы немцам не достался.
— Спалить можно, — в голосе у Виктора энтузиазма не было ни на грош. Меньше всего ему сейчас хотелось идти и искать свой истребитель. Слепому на одни глаз, с побитым организмом, искать ночью, хрен знает где, возле самых немецких позиций. Великолепнейшая перспектива! Формально его можно было и не искать — никто не давал ему приказа охранять истребитель, было велено ждать. Но и оставить все как есть — тоже было чревато. Мало ли, как отнесутся к тому факту, что его Як попадет в руки к врагам? Повернуть ведь могут и так и этак. Да и приказ номер 227, как он помнил, должен был появиться со дня на день. А это тоже может добавить кое-кому аргументов. И объясняться с особистами не хотелось. С другой стороны, он вроде как герой, а героем допустимы некие поблажки.
Несколько секунд Виктор боролся сам с собой и наконец, с усилием выдавил: — Надо бы поискать. Если немцам достанется, то по голове точно не погладят. Вот же черт! Знаете, как в том анекдоте:- «Водку? Теплую? Из мыльницы? Конечно буду!» Вот так и я, — сказал Виктор, — с этим связался… — Может бойца мне дадите? — попросил он, — из тех кто на месте моей посадки был. Чтобы долго не искать…
Однако это предложение никакого энтузиазма со стороны капитана не встретило. Тяжко вздохнув, тот сказал: — Нет, бойца я тебе тоже не дам — сейчас на переправу пик нагрузки. Но помогу чем смогу. У тебя же компас есть? Вот смотри, твой самолет был примерно вон там…
Через десять минут Виктор уже ковылял по степи. Вся помощь выразилась в том, что ему дали винтовку с одной запасной обоймой. Помощь эта была весьма сомнительная — одной винтовкой много не навоюешь, да и Саблин больше предпочитал пистолет, но эта тяжелая длинная дура вселяла уверенность, вдобавок ее можно было использовать вместо посоха. Чем дальше он отходил от станицы в степь, тем меньше нравилась вся эта затея. Какой смысл блукать в темноте, рискуя поймать свою пулю? Ради избитого и искалеченного самолета? Да какой с него прок? Будь даже он целым, то все равно представлял бы собой сомнительную ценность для немцев, наверняка они уже захватывали исправные самолеты этого типа. А уж в нынешнем состоянии, он мог послужить им только фоном для фотографий. Как пляжная обезьянка.
Он шел уже почти час, однако никакого самолета не попадалось. Позади над переправой слышался грохот разрывов и висели люстры САБов, ярко освещая ночь. Впереди было тихо и темно, только изредка щелкал одиночный винтовочный выстрел или стучала короткая пулеметная очередь. Ходить с одним видящим глазом оказалось весьма сомнительным удовольствием — мир резко сузился и стал каким-то плоским
Искал самолет он долго, часа два, совершенно выбился из сил, пока наконец не разглядел в лунном свете темнеющее вдалеке пятно истребителя. Обрадованный, он поспешил туда и вскоре уже стоял рядом, всматриваясь в знакомый силуэт. Самолет было жалко. За то время, что Виктор провел в его кабине, он уже успел сродниться с этой некогда грозной, а теперь беспомощной машиной. Но ее нужно было добить, хотя бы из милосердия.
Бензиновая лужа под крылом уже успела испариться, но трава там вспыхнула лихо, сразу осветив окрестности. Пламя начало лизать крыло, сжигая перкаль обшивки, расползалось все сильнее. Он отошел подальше опасаясь взрыва баков.
Над головой засвистело резко и зло. Виктор даже не успел испугаться, рефлекторно упал на живот и лишь потом услышал резкий треск пулемета. Пулемет бил короткими очередями, пули свистели совсем рядом, с легким треском выкашивая бурьян, стучали по земле. Самолет разгорелся вовсю, широко освещая степь и Виктор, пополз по траве, стараясь оказаться как можно дальше от освещенного круга.
К первому пулемету присоединился второй, но это уже был знакомый голос нашего «максима». Пару минут они бодались, посылая в темноту свинец и заставляя Виктора врастать в сухую жесткую землю, но вскоре оба затихли. Он сразу стал на четвереньки и в такой позе заковылял в ту сторону, откуда стрелял наш пулемет. На четвереньках оказалось быстрее, чем ползком, но все равно ничего не видно — высокая трава не позволяла ничего разглядеть. Но это было все же лучше чем вставать во весь рост.
Позади бабахнуло, осветив степь яркой вспышкой — взорвались топливные баки. Пулеметы сразу же ожили и принялись истерично долбить в темноту, снова вынудив Виктора вжиматься в землю. На Яке тоже начали рваться остатки боезапаса к шкасам, добавляя шума. Пару минут он выжидал, распластавшись, прежде чем все затихло.
Он еще долго полз на четвереньках, прежде чем решился встать во весь рост. Встал и сразу же увидел буквально в нескольких метрах от себя невысокий холмик со стоящим на нем пулеметом «максим». Около пулемета неподвижно лежало два человека, судя по ровному дыханию спали. Он пригляделся внимательно, но спящие, скорее всего были нашими.
«Однако номер, — подумал он, — Ну и порядочек в войсках. Пулемет что ли украсть? Интересно где его можно продать, а главное почём?» Виктор представил себя стоящим за рыночным лотком с пулеметом и хрипло рассмеялся.
Один из спящих зашевелился и, приподнявшись, замер, смотря на направленную ему в грудь винтовку.
— Ты хто? — наконец хрипло прошептал он, и этот шепот в тишине прозвучал криком.
— Это ты кто? — не удержавшись, переспросил Виктор. Винтовка в руках была аргументом в пользу того, что вопросы здесь должен задавать он.
— Красноармеец… Гнедых-х, — проснувшийся запнулся и принялся кашлять, с клекотом всасывая воздух. Откашлявшись, он несколько секунд хрипел и снова сказал: — Гнедых Иван Власович. Красноармеец.
— А чего это вы, товарищ, спите?
— А чего мне, песни петь? — зло просипел красноармеец. Второй тоже проснулся и, приподнявшись на локте, рассматривал Виктора.
— Я свой, летчик, — Виктор отвел винтовку и, используя ее как палку, уселся на землю рядом с ними. — Самолет поджигал, чтобы немцам не достался. Обратно к переправе шел и на вас наткнулся.
— Это тебя к комбату надо, — второй красноармеец неопределенно махнул рукой в темноту, в сторону станицы, — так это самолет горел, а мы гадали…
Виктору искать комбата было лень. Ему вообще было лень куда бы то ни было идти. Больше всего на свет ему хотелось спать. Но идея спать на переднем крае наших войск была в общем-то идиотской, однако мысль о том, что сейчас нужно встать и идти к переправе вызывала еще меньше восторга. Организм, обрадованный нежданной передышке, тут же напомнил обо всех болячках и дал понять, что в ближайшие часов десять он никуда идти не желает. Однако все его терзания вскоре разрешились. В ночи послышались
