голоса, и вскоре к пулеметчикам подошел их командир роты. Коротко переговорив с Виктором, он отправил его в сопровождении бойца в тыл, к командиру батальона.
КП стрелкового батальона располагался, на самой окраине Раздорской. Красноармеец буквально втолкнул Виктора в небольшую хату на окраине и зашел следом. В комнате, куда они попали, было довольно светло от керосинки, но очень уж душно и накурено. Обитатели ее, в большей части уже спали, в отсутствии кроватей развалившись на полу, но двое сидели за столом и что-то писали. Одни из пишущих, в грязной нательной рубахе, мельком глянул на вошедших и возвратился к работе, зато второй, старший политрук, отложил химический карандаш и уставился на Виктора. Стекла его пенсне зловеще отблескивали.
— Товарищ старший политрук, — отрапортовал красноармеец, — доставил летчика. Вышел в расположение роты. Лейтенант Меняйленко сказал к комбату отвести. — Тот кивнул, красноармеец вышел из хаты, а политрук продолжил равнодушно рассматривать Виктора.
— Старшина Саблин, представился он, — сегодня в воздушном бою над переправой мой истребитель получил повреждения, был вынужден совершить вынужденную посадку. Поскольку эвакуировать самолет оказалось невозможно, то пришлось сжечь. Сейчас следую к переправе.
Политрук немного помолчал, пожевал губами и наконец, сказал: — Ваши документы? — голос у него оказался скрипучий, словно старые рассохшиеся полы.
Виктор протянул ему документы. Тот бегло на него посмотрел, вернул и снова заскрипел: — Комбат спит. Будить его сейчас не будем.
— Да не нужен мне ваш комбат, — изумился Виктор, — мне на переправу надо.
— Не положено, — снова проскрипел политрук, а второй, в грязной рубахе, на секунду оторвался от писанины и с любопытством посмотрел на Саблина, — комбат проснется, он и будет решать, куда вас.
— Да вы что издеваетесь? — Виктору показалось, что он попал на театр абсурда, — да тут все паромщики видели, как я сегодня юнкерса таранил. Командир понтонного батальона меня лично знает. Давайте с кем-нибудь сходим до переправы, они подтвердят.
— Не шумите, — политрук даже не изменил интонации, — есть порядок. Ждите решения комбата.
— И где мне ждать?
— Да прямо здесь и ждите. Винтовку свою поставьте, никто ее не тронет.
Виктор поставил винтовку у стены и ошарашенный уселся на пол. Нельзя сказать, что ему уж так вот, прямо кровь из носу нужно было попасть на другой берез реки, но идиотизм ситуации зашкаливал. Посидев немного, он понял что проголодался. Политрук и второй снова что-то писали, не обращая на Саблина никакого внимания. В комнате было настолько жарко, что Виктор не выдержал и снял реглан, положив его на пол вместо одеяла. Политрук ненадолго оторвался от своих бумаг и поглядел на его ордена, однако ничего не сказал. В следующий раз он отрывался от работы, когда Виктор шелестел оберткой шоколада из бортпайка, но и это осталось без комментариев. Вскоре Саблин уснул.
Разбудил его близкий взрыв. Он подскочил с перепугу, испуганно озираясь. От вчерашнего многолюдья комнаты почти никого не осталось, лишь на кровати кто-то спал в одном исподнем, укрыв лицо пилоткой. С улицы доносилась частая стрельба. Второй взрыв ахнул ближе, так что зазвенели стекла. Виктор принялся одевать реглан. Спавший на кровати тоже подскочил и уже торопливо натягивал гимнастерку. Им оказался тот самый вчерашний политрук.
— Быстрее, — заскрипел он, — там за домом щель.
Виктор выскочил во двор, и действительно увидев узкую траншею, сходу спрыгнул в нее. Следом туда же ловко свалился уже одетый и перепоясанный ремнями политрук. На шее у него болтался ППШ, а в руках была винтовка, которую он протянул Виктору, скрипнув презрительно: — Вы забыли свое оружие.
«Ну, забыл и забыл, — без малейшей тени вины и раскаяния подумал Виктор, — что уже теперь, стреляться из-за этого? Мне эта винтовка нужна как зайцу стоп-сигнал». Однако говорить этого он не стал и, взяв оружие, привалился к торцевой стенке окопа. Еще трижды раздавались взрывы, а потом наступила тишина.
Осмелев, они вылезли из окопа. На улице уже светало, хотя солнце едва показало свой край из-за горизонта. Притихшая на время обстрела станица встрепенулась, отовсюду послышались голоса, захлопали двери. Все смелее разгорался собачий перебрех. На другой окраине что-то разгоралось, это было видно тянущемуся вверх дыму и отблескам, освещающим далекие крыши. Неожиданно вокруг оказалось довольно много красноармейцев. Они подтягивались по дороге, небольшими группами деловито выныривая из-за окутавшего степь утреннего тумана, выходили из хат и из сараев. Большая их часть организованно ушла в сторону переправы, оставшиеся принялись быстро копать окопы.
Политрук на минуту зашел обратно в дом, где они ночевали, а потом куда-то ушел. Виктор тоже было хотел уйти, ждать непонятно чего и непонятно зачем как-то не входило в его планы. Он и так потерял кучу времени с этим дурацким ожиданием комбата. Видя, что политрука нигде нет, а значит, некому предъявить ему какие либо претензии, он быстро пошел по улице к переправе. Однако, едва успел пройти десяток шагов, как разорвавшийся неподалеку снаряд резко изменил его планы и заставил забиться обратно в щель.
Как понял Виктор уже потом, обстрел был не то чтобы долгим или сильным. Снаряды рушились нечасто, где-то пару раз в минуту, но взрывы были весьма впечатляющие, резко били по ушам. Куда до них тем минометным минам, под обстрел которых он попал в марте. Эти взрывы раздавались на всей площади станицы, земля вздрагивала, поэтому идти на переправу было страшновато. Он лежал в щели, гадая, куда же упадет очередной снаряд и как скоро это случится. Снаряды исправно взрывались, осколки с визгом разлетались окрест, наконец, время когда должен упасть очередной чемодан, вроде бы уже вышло, но взрыва все не было. Однако вместо тишины, поднялась стрельба, причем стреляли совсем близко, буквально в нескольких метрах. Выглянув из-за дома, Виктор увидел лежащего в мелком окопчике за плетнем красноармейца. Тот вырезал у плетня низ, словно своеобразную бойницу и теперь неторопливо выпускал пули куда-то за станицу. Он был такой не один — слева и справа тоже бахали выстрелы.
От дальнего кукурузного поля, по нескошенной пшенице, перебегали маленькие серые фигурки. Их было очень много, и Виктор не сразу понял, что эти крохотные фигурки, не похожие даже на игрушечных солдатиков — уж больно маленькие, и есть враги. Из-за расстояния они казались совсем не опасными. Что может быть опасного в том, что где-то, метрах в четырехстах, бегут, падают и снова встают, малюсенькие серые букашки? Он даже не сразу понял, отчего вдруг посыпались ветки с растущей неподалеку сирени. Лишь когда с плетня посыпалась труха, засвистели пули, а лежащий в окопчике красноармеец резко съежился на дне. Виктор догадался, что в них тоже стреляют.
Он, резонно полагая, что пуля стену не пробьет, а значит тут безопаснее, сразу забежал в хату. В комнатах уже никого не было, только еще не выветрившийся табачный запах говорил о том, что здесь недавно ночевали наши солдаты. Увидев окно, выходящее в сторону поля, Виктор одернул занавеску и картинно, словно в кинофильмах, выбил стекло прикладом.
Вид из окна оказался неважный. Росшие перед домом яблони скрывали большую часть обзора, однако в узком видимом секторе, он все равно увидел двигающихся короткими перебежками вражеских солдат. Уперев ствол винтовки в подоконник, Виктор начал ловить в прицел их серые силуэты. Получалось плохо. Враги быстро падали, а потом вскакивали в совершенно другом месте, и никак не удавалось прицелиться наверняка. Он быстро расстрелял обойму без всякого видимого результата и немного отодвинулся в сторону, чтобы перезарядиться. Неожиданно, чуть в стороне, что-то глухо стукнуло в стену и на побелке образовалось крупная рыжая выбоина, заклубилось облачко пыли. Такая же выбоина, только гораздо меньше украшала и противоположную стену.
«Ни хрена себе защита от пуль, — с удивлением подумал Виктор, отодвигаясь от окна подальше и — рассматривая дыры. — Да они весь дом прошивают…».
В эту же секунду окно словно взорвалось стеклом и щепой, стена задрожала, и комнату моментально заволокло пылью. Мгновенно позабыв про перезарядку, Виктор забился в дальний угол и распластался на полу, пытаясь стать как можно меньше. Снова что-то часто простучало по стене, оглушительно просвистев над головой. Ближайшая к окну лавка вздрогнула и отлетела на середину комнаты. Лицо и открытые руки обожгло разлетающимся мелким мусором. Через несколько секунд снова что-то глухо стукнуло в стену, а через некоторое время еще. Виктор понял, что идея зайти в хату оказалась не самой лучшей.
На улице раздался мерный перестук нашего «максима», потом еще одного и бой принялся набирать
