— Та-ак! Порча военного имущества! Нарушение строевого устава! Кто вам позволил?! Вице-сержант Еремеев! Кто вам дал право портить государственное имущество?
— Никто! — коротко и четко ответил вице-сержант.
— Тогда почему вы обрезали шинель?
— Никак нет, не резал, товарищ майор! Утром проснулся, одел, а она укоротилась!
— Я вам дам — укоротилась! Крошкин!
— Я!
— У вас тоже укоротилась?
— Так точно!
Офицер был в бешенстве… Командир роты совещался с офицерами долго. Надо было найти и выгнать из училища зачинщика безобразия и восстановить шинели. Вызвать родителей, и под угрозой увольнения их сыновей, заставить купить новые, уставной длины.
Каждый командир взвода по несколько раз побеседовал с каждым из воспитанников. Те писали объяснительные, и преданно глядя в глаза, убеждали офицеров, что так оно и было. Встал, проснулся, одел, а она укоротилась! Не было ни зачинщиков, ни виноватых. А на следующий день, в целях поддержки настоящих кадет четвертой роты и чтобы не прослыть крестами, неожиданно укоротились шинели в пятой и шестой ротах. И тоже ни крайних, ни виноватых.
Первые родители суворовцев, которые жили недалеко от Уссурийска, приехали в ближайшие выходные. Суворовцы, что были из дальних регионов, с тоской думали, как объяснять родителям, зачем их вызывают… Однако все благополучно разрешилось благодаря суворовцу Обручеву, отец которого служил начальником тыла одной из воинских частей. Он недовольно покряхтел, отругал сына, и привез несколько черных шинелей большого размера. Дальше было делом смекалки и техники. Самый высокий суворовец нашил на одну из привезенных шинелей алые погоны и петлицы, а свою укороченную отдал следующему по росту. Тот свою следующему по росту, и так далее. В итоге, когда командир роты провел строевой смотр на предмет восстановления шинелей, к его огромному удивлению рота стояла без нарушений, все шинели были уставной длины. И никто из офицеров не обратил внимания, что рукава на этих шинелях немного длинноваты, и что в расположении осталось висеть несколько маленьких шинелей, явно укороченных. Зато в увольнения все ходили как кадеты, и у каждого над сапогами алели красные полоски…
А самодовольно улыбающегося майора Руденкова все-таки решили наказать. Слишком уж на его лице сквозило чувство победы над кадетами. В день, когда он остался ответственным, во время вечерней поверки, два кадета по общему решению покинули строй, а за них должны были ответить их товарищи. Пока Таракан проводил поверку, рисковая двоица проникла в канцелярию, где висела шинель майора, и обрезала ее по самое мужское достоинство. На это ушло совсем немного времени, потому что не было необходимости резать ровно и подпаливать бахрому. Сойдет и так…
Утром суворовцев разбудил взбешенный рев майора, надевшего шинель, чтобы выводить роту на зарядку. Крайних найти не удалось, потому что вечером шинель Таракана была в полном порядке, что сам Руденков отчетливо помнил, а в том, что все суворовцы были на вечерней поверке, подтверждала личная роспись майора… Ну, а ночью, он находился в канцелярии безотлучно. Свою шинель, которая тоже укоротилась непонятным образом, Руденков восстанавливал сам…
— Взвод! Становись! — скомандовал вице-сержант Хилев, и поторопил суворовцев, — Давайте быстрее!
— Кадеты! Строимся! — крикнул я зазевавшимся друзьям, и вдруг натолкнулся на негодующий взгляд Таракана, грозно надвигающегося на меня.
— Товарищ суворовец! Как вы назвали товарищей?! — прищурился командир взвода, — Кадетами?
Вытянувшись перед взводным, я стиснул зубы.
— Я вас, суворовец Коренев спрашиваю, как вы назвали своих товарищей? Вы что? Кадет? Что молчите? Кадет?
— Так точно, товарищ майор! Я — кадет! — гордо подняв голову, твердо взглянул я в лицо командиру.
— Что-о? — от подобной наглости у майора перехватило дыхание, — Взвод! Становись!
Суворовцы замерли перед командиром ровным строем, напряженно глядя перед собой.
— Это что за гниль из вас поперла! Хилев! Это что за штучки? Откуда это у вас? Вы хоть понимаете, что кадеты — это царские прихвостни, детишки богатых дворян, которые воевали против Красной армии! Они создали даже свою партию, партию кадетов, которая вела борьбу против большевиков! Вы что, не понимаете, у вас с ними нет ничего общего!
Взвод молчал, но майор кожей чувствовал, как в воздухе возникло мощное напряжение несогласных с ним суворовцев. Эту антисоветчину ему, как опытному офицеру-воспитателю, необходимо было выбить из еще юных голов.
— Суворовец Коренев!
— Я! — как струна вытянулся я.
— Вы суворовец? — навис над ним воспитатель.
— Так точно! Суворовец! — звонким голосом проорал я.
— Во-от! Молодец! — довольно заулыбался Таракан, — Теперь скажи своим товарищам, что ты не кадет, и больше никогда так не называй своих друзей!
Я молчал, напряженно глядя перед собой, словно не слышал распоряжения своего начальника. Тот недовольно нахмурился.
— Ну?! Говорите! Что вы молчите? Повторяйте за мной — я-не-ка-дет!
— Я-ка-дет! — твердо и гордо произнес я и взвод облегченно вздохнул.
— Вы что, ничего не поняли! — сорвался на крик Таракан, — Вы не кадеты! Хилев! Вы кадет?
— Так точно, товарищ майор! Кадет! — глядя прямо перед собой куда-то в пустоту, гаркнул вице- сержант.
— И я, суворовец Карамышев — кадет! — пришел на выручку товарищам Карамышев.
— И я — кадет! — произнес суворовец Ганза.
— И я!
— Я — кадет!
Антисоветчина неслась по рядам суворовцев, отчего у майора отвисла челюсть.
— Молчать! Вы — суворовцы! Кадеты — это негодяи!
— Товарищ майор! Кадетами были декабристы Рылеев и Бестужев! Фельдмаршал Кутузов! — возмущенно произнес суворовец Крошкин.
— Адмиралы Ушаков, Нахимов! — присоединился Ганза.
— Крузенштерн, Беллинсгаузен — кадеты! — продолжил Коренев.
— Знаменитый летчик Нестеров — кадет!
— Кадетом был Владимир Даль, составивший знаменитый словарь!
— Трехлинейная винтовка Мосина! Мосин — кадет!
— Первый самолет создал кадет Александр Можайский!
— Кадетами были художник Верещагин, композиторы Римский-Корсаков, Скрябин!
— Мол-чать! Мол-чать! — закричал майор, — Я вам устрою Римского с дружками Корсаковым и Скрябиным! На плац! Я вам всю вашу дурь выбью! Ишь, что удумали! Вы — суворовцы!!! В честь знаменитого полководца Александра Васильевича Суворова!
— Товарищ майор! А не подскажите, Суворов большевикам служил, или царю? — не удержался Ветошкин.
— Я вам, товарищ суворовец, — с ненавистью глядя на него, ответил Таракан, — за нарушение воинской дисциплины, выразившееся в том, что вы задали вопрос, не спросив на то моего разрешения, объявляю два наряда вне очереди!
— Есть два наряда вне очереди! — с трудом сдерживая улыбку, рявкнул тот.
— Что удумали!? Кадеты… я вам всю дурь выбью! Два часа строевой подготовки! Вместо отдыха!
Взвод маршировал так, как не ходил никогда. Раз! Раз! Раз, два, три! Левой! Левой! Печатая шаг,
