Из-за двери по-прежнему не доносилось ни звука. Я просто почувствовал: мое сердце проснулось.
— Таня? — произнес я в полголоса.
— Кто там? — сонно осведомилась девушка.
— Таня, это я!
От нахлынувших чувств я едва не сорвался на крик.
— Кто — я?
— Черт! Саша, кто еще?
— Какой еще Саша?
Теперь голос звучал за самой дверью. Столько ожидания, и вот, когда нас разделяет не более десяти сантиметров, мешается проклятый кусок фанеры и опилок. Дверь тихонько скрипнула — Таня прижалась к ней с той стороны.
— Зачем ты пришел? — устало спросила девушка. — Или для чего?
— А ты зачем приехала? Может, не будем через дверь разговаривать?
Пискнул электронный замок и дверь распахнулась. Сердце стукнуло в последний раз и замерло. На время я даже забыл, что человеку необходимо дышать. Александрова, зябко кутаясь в одеяло, смотрела на меня безо всякой радости. А она совершенно не изменилась! Все тот же блеск в глазах, тот же маленький носик, те же очаровательные губки.
— Ты не приехал за мной, — с укором произнесла девушка.
— Извини, дела…
— Дела? Важнее, чем я? Небось, опять со своим корытом?
— Что-то вроде.
— Как ты был козлом… машина всегда была для тебя важнее…
— Ты не понимаешь…
— И не хочу понимать, — отрезала Таня, закрывая дверь.
Но я успел подставить ногу, и, после недолгих и бесплодных попыток, девушка сдалась. Объяснить ей, что на этот раз я совершенно не виноват? А имеет ли смысл? Скорее всего, она не поверит.
— Чего ты хочешь?
— Детей увидеть. Имею право?
— А ты знаешь, который час? Они давно спят. И, вообще, хотел бы увидеть — приехал бы встречать нас.
— Таня, я…
— Молчи! Я ведь пообещала им, что нас встретит папа. Папа, понимаешь? Папа, а не таксист! Тебе не пришлось объяснять им, где папа. Не ты объяснял им все это время, почему папа не с нами. Ты жил в свое удовольствие и трахал гувернантку. А теперь вспомнил о правах? Папа, — Татьяна с едким сарказмом выплюнула последнее слово.
— Не я тебя бросил, — прошипел я.
— А толку? Тольку от того, что ты был рядом? Мы жили под одной крышей — не больше. Часто ты дома появлялся?
— Что? — взревел я, забыв про приличия. — А тебе нравились машины, которые у тебя были, брюлики и так далее? Тебе абсолютно нечего было пожелать — все у тебя было…
— Кроме тебя! Жила я без всего этого, и еще прожила бы…
Ответа на такую наглость у меня не было. Вот дрянь! То ей денег мало, то внимания! Неужели так сложно понять, что всего и сразу не бывает? Неужели так сложно понять, что за все в этой жизни приходится платить? Легко рассуждать, когда сама ни копейки ни заработала! На нем-то в рай не въехать, как ни старайся.
— Знаешь, что? — протянул я.
— Что?
— Ничего, — буркнул я, разворачиваясь на каблуках.
Вот и встретились, нечего сказать. Несмотря на огромное желание влепить Татьяне хорошую пощечину, я все же сдержался. Не к лицу взрослому здоровому мужику лупить маленькую дурную девочку. Я-то надеялся, что она все же изменилась, как-то повзрослела. Нет — так и осталась взбалмошной девчонкой. Дура!
— Саша! — крикнула Александрова в след. — Саша, ты куда?
Я замедлил шаг, надеясь, что Таня опомнится и попросит меня вернуться. Тщетно. Девушка предпочла не хвататься за эту соломинку.
— Мудак! — выкрикнула она и хлопнула дверью.
Вот и все. Я даже не оглянулся. А счастье было так близко, так возможно… весьма кстати вспомнилось, что я уже третьи сутки ничего не ел. Только пил да курил, этим и жил. В былые времена, копаясь в мастерской, я мог не есть неделю, бывало и дольше. Настолько был увлечен своей крошкой. Она платила мне тем же, не плюя в протянутую руку.
— Эй! — окликнул я портье, спустившись в фойе отеля. — Здесь перекусить-то можно?
— Конечно! — подтвердил он. — В нашем отеле круглосуточно работает первоклассный ресторан!
— Да мне по барабану, какой он, — отмахнулся я. — Где?
— К сожалению, ресторан только для наших клиентов, — развел руками прощелыга.
Вздохнув, я расстался с еще одной сотенной купюрой. Повторять вопрос не пришлось, портье с готовностью проводил меня до ресторана. Правда, выпить со мной отказался. Оказывается, есть такие, что не пьют на службе. Мне, хоть и надоело глушить коньяк в одного, все же пришлось продолжить традицию, прочно устоявшуюся за последние дни. Потому что надо! Черт, никогда не был алкоголиком, а теперь спиваюсь. Дерьмо! Успокаивало лишь то, что от хорошего коньяка еще никто не умирал.
По причине позднего часа в ресторане было совершено пусто — ни одного посетителя. Заспанный официант принес меню, в которое я даже не взглянул. Заказал то, чего просто не могло не быть: гренки, селедку под шубой и два по сто. Последнее удалось шеф-повару особенно удачно. Жизнь начала казаться не такой уж и хреновой штукой.
Немного разомлев, я решил повторить два по сто, но на этот раз — под холодную сельдь. Вот уж что, а поесть я любил всегда. А хорошо поесть — особенно. Наверно, по этой причине длина моего ремня увеличивается от года в год. Но рекордов бить не собираюсь, и регулярно посещаю тренажерный зал. Да и занятия боксом помогают сохранять хрупкий баланс, позволяя мне не менять весовую категорию. А живот — это… старею, что ли? Разменяв третий десяток, сложно оставаться в той же форме, что и десять лет назад.
Когда я расправлялся с третьим 'сто', что-то в кармане дико затрещало. Официант, обновлявший в этой время пепельницу, испугано отпрыгнул. Чего уж! Я сам испугался. А испугать меня, как было замечено ранее и не раз — достаточно нелегко. Поняв, наконец, что трещит виброзвонок древнего Nokia 7110, я извлек трубку из кармана. Надо же, пригодился! А я уж начал бояться, что зря угрохал в него почти пятьдесят евро.
— Внимаю, — произнес я в трубку.
— Саша? Это я, — представился Собакин.
— Нет, Саша — это я, — возразил я.
Полковник замолчал, собираясь с мыслями. А, может — обдумывая, кто из нас прав?
— Ты бухой, что ли? — поинтересовался Дима.
Я не придумал ничего умнее, кроме как громко икнуть. Добрый коньяк добрался до головного мозга, опутывая хмелем извилины. Для того и пил, в принципе. Не раз попадались мне люди, самодовольно заявляющие: 'пью — и не пьянею'. А зачем, собственно, пить-то тогда — вот вопрос. Зачем добро переводить? Не пьянеешь — так пей воду из-под крана. С хлоркой. Пить ради самого процесса, получения какого-то извращенного удовольствия — пустая трата времени. Важен результат. Я его добился.
— Ты совсем дурак? — процедил мент. — Тебя по всему городу ищут!
Ищут? Да пусть ищут. Я сам-то не знаю, где я, а что говорить о тех, кто меня ищет? Кстати, а кто там такой смелый выискался?
— А кто меня ищет-то? — осведомился я у Собакина.
