ходить на работу ему далеко. Я знаю, он блестящий матёматик, ему не раз предлагали хорошее место, но он неизменно отказывался. Он доволен собой, доволен жизнью, глаза его лучатся теплом и любовью, когда он говорит о своих воспитанниках: о том, что какой-то Вася, закончивший школу несколько лет назад, теперь заведует цехом в какой-то мастерской, а какая-то Маша замечательно рисует.
Вот телятница тетя Поля, которую я видел в деревне, когда ездили в колхоз убирать картошку. С какой любовью она возится со своими питомцами, ухаживая за ними, как за своими детьми. Какую радость она находит в этой невидной работе?
Почему довольны своей работой Иван Назарович и тетя Поля? Ведь они дают людям больше, чем получают от них.
А может, в этом-то и дело? Может быть, именно потому, что я больше заботился о себе, о радости и пользе для себя, — эта радость была непрочной и недолговечной.
Я жил в коллективе, но не с коллективом и не для коллектива. Мои туристские «подвиги» тоже были нужны только мне и не приносили никому ни пользы, ни радости. Подвиг стал для меня самоцелью.
И вот итог. Я даже не подумал о том, что моя судьба может обеспокоить ребят, что меня — соперника — они пойдут выручать, рискуя жизнью.
Но что же мне делать теперь, когда я знаю все, когда увидел себя в истинном свете?
Стиснуть зубы и начать жить по-новому! Начать «по капле выдавливать из себя раба», как сказал Чехов. Раба своего «я», раба славы и эффекта. Пока не поздно, пока болезнь не загнана внутрь и не стала неизлечимой. Северные народности Урала получат честного историка!
Пусть приходит брат Тимофея — я смогу теперь смотреть ему в глаза. Вместе с тетрадью брата он получит и эту тетрадь, мою исповедь.
ЗАПИСКИ ТИМОФЕЯ ЛЕБЕДЕВА
«...Ей приносили в жертву черных соболей и куниц, а также убивали диких зверей и мазали кровью их ее рот и глаза. Жрецы спрашивали ее о будущем, и она давала ответы, подобно дельфийскому оракулу», — писал шведский путешественник Петр Петрей де Эрлезунд в 1620 году. В XVII веке это, кажется, единственное свидетельство о Золотой Бабе. Поэтому я искал его особенно настойчиво. Оказалось — зря: ничего нового по сравнению с предыдущими он не добавил.
Впрочем, это тоже важно — узнать, что ничего нового он не добавил. Это дает простор для дальнейших важных размышлений и выводов.
Но пора сделать кое-какие обобщения. Переворошено изрядное количество книг и журналов, накопилась толстая тетрадь выписок. Однако все это сырье, руда, из которой надо выплавить металл — выводы. Установить главное — есть ли во всем этом что-либо полезное для сегодняшнего дня. Иначе эта Баба, будь она не только золотой, а даже брильянтовой, мне не нужна.
Вспоминаю сейчас, как я связался с ней.
Когда я проходил институтскую практику в леспромхозе на Северном Урале, старик, работавший сторожем на шпалорезке, рассказал как-то собравшимся на перекур ребятам одну историю.
— Живет туту них в лесах колотая. Баба. Только где она, никто не знает. И какая она — тоже никто не видывал. Еще когда Ермак пошел на Сибирь, унесли ее вогулы — спасать. Кто говорит — в низовье Оби, кто — на Конду, а кто заверяет — здесь осталась. Только схоронили крепко. Молились ей когда-то, давно очень, а потом, видать, забыли. Нынешние-то манси, вогулы по-старому, мало кто и знает, поди, о ней. А дед мой рассказывал: помнили старики, что была когда-то здесь такая. Потом уж другим богам стали молиться, а теперь и совсем никому. А Баба, я думаю, здесь где-то. Чего бы им так далеко тащить ее — на Обь там или на Конду? И здесь так упрятать можно, что никакой черт не найдет. Шаманы, которые прятали, померли, а другой никто не знает. Вот и потеряли ее.
Шпалорезчики, разморенные теплом сторожки, лениво посасывали «Север», слушали старика с интересом, но и не без доли недоверия. Даже вопросов лишних не задали — выслушали как обычную байку: не любо — не слушай, а врать не мешай.
Мне это тоже показалось сказкой, таежной легендой, каких немало ходит в этих краях. Но я был очень удивлен, когда, вернувшись домой, однажды встретил упоминание о Золотой Бабе в научной литературе. Оказывается, она известна еще с XI века. Значит, легенда, которую рассказал сторож шпалорезки, имела под собой что-то реальное! Может быть, он прав и в том, что Золотая Баба до сих пор стоит забытая где-то в уральской тайге? И если это такой древний идол, то он, наверное, будет очень интересен для науки.
Но где ее искать? Конечно, прежде всего — в книгах. Какая она была, кто ее видел, где, когда? Знакомство с литературой отняло у меня почти целый год. Теперь пришла пора попытаться систематизировать все сведения. Это поможет ответить и на главный вопрос — стоит ли ее искать.
Трудно представить себе что-нибудь более противоречивое, чем сведения о Золотой Бабе, скопившиеся почти за целое тысячелетие. Особенно — о внешнем виде ее.
Была ли Золотая Баба золотой? Может быть, она была каменной, деревянной, медной, серебряной?.. Мало ли почему ее могли называть Золотой!
В самом деле, почему бы ей не быть, например,
Вспомним, что первое русское известие о Золотой Бабе — в Софийской летописи — тоже говорило о камне: «...Молящеся идолом... и
Гваньини свидетельствует без обиняков: «Истукан,
Почему бы ей не быть и
Деревянных идолов у северных народностей было множество. И не случайно: материал всегда под рукой, обработка доступна примитивным инструментам.
Идолов изготовляли сотнями. Кто только из путешественников не описывал их! О деревянных идолах в Биармии сообщают норвежские саги. Английскому мореплавателю Степану Борро северный промышленник Лошек (Ложкин?) в 1556 году показывал где-то на острове кучу идолов «числом около 300». Они изображали мужчин, женщин и детей. Где-то у северных берегов России француз Мартиньер в 1647 году видел «обрубленные древесные стволы, на которых грубым рельефом была вырезана фигура человека». Он же добавлял, что «в этих идолов входит дьявол и произносит свои предсказания». Предсказания! Золотая Баба тоже занималась этим делом.
В книге Исаака Массы (1612 год) изображена оленья упряжка, мчащаяся мимо капища с множеством деревянных идолов. Годом позже Иероним Мегизер сообщал о самоедах (как тогда звали ненцев), что «у них есть также идолы, вырезанные из дерева».
Уже упоминавшийся выше Иславин говорил о «древнейшем и знаменитейшем идоле... седмиличном (?), деревянном», которого в 1727 году сожгли миссионеры. Вместе со «Стариком» (так звали идола) тогда же сожгли около 400 деревянных истуканов.
