— Может, не понадобится, — сказал Борн, глотая виски и чувствуя, как тепло разливается по телу, принося краткий покой. — Я говорил серьезно. Ты расскажешь мне то, что я хочу знать. А я раскрою… — он остановился, сомнения одолевали его, нет, все-таки скажет, — раскрою личность Карлоса.
— Меня это не интересует ни в малейшей степени, — ответил бывший медузовец, пристально глядя на Джейсона. — Я скажу тебе все, что смогу. Зачем мне скрывать? Естественно, я не пойду в полицию, но если я знаю что-то, что поможет тебе захватить Карлоса, моя жизнь станет безопаснее, не так ли? Сам я, однако, не хочу быть в это замешан.
— Тебе даже не интересно?
— Чисто теоретически — пожалуй, потому что выражение твоего лица обещает: я буду поражен. Задавай же свои вопросы, а потом поражай.
— Ты действительно будешь поражен.
Неожиданно д’Анжу тихо сказал:
— Бержерон?
Джейсон, не шевелясь, молча глядел на старого медузовца. Д’Анжу продолжал:
— Я много думал об этом. Когда мы с ним говорили, я смотрел и гадал. Однако всякий раз я отвечал себе: нет.
— Почему? — перебил Борн.
— Заметь, я не уверен, я просто чувствую: это не так. Возможно, потому, что я узнал о Карлосе от Рене Бержерона больше, чем от кого-либо. Он одержим Карлосом, он работает на него много лет, невероятно гордится его доверием. Но, пожалуй, он слишком много о нем говорит.
— Эго, прорывающееся сквозь другую личину?
— Может быть и так, наверное, но это не вяжется с колоссальными мерами предосторожности, которые принимает Карлос, с буквально непроницаемой стеной секретности, которой он себя окружил. Я не уверен, конечно, но сомневаюсь, что это Бержерон.
— Ты назвал имя, не я.
Д’Анжу улыбнулся.
— Тебе не о чем беспокоиться. Задавай свои вопросы.
— Я думал, это Бержерон. Жаль.
— Не жалей, потому что это все-таки может быть он. Я сказал: мне безразлично. Через несколько дней я буду в Азии зарабатывать франки, или доллары, или иены. Мы, медузовцы, всегда были изобретательны.
Непонятно почему, Джейсону представилось измученное лицо Андре Вийера. Он обещал старому солдату узнать все, что возможно. Другой возможности не представится.
— А какова роль жены Вийера?
Д’Анжу вскинул брови:
— Анжелика? Ах, ну да, ты же упоминал Парк Монсо. Как…
— Подробности сейчас не важны.
— Особенно для меня.
— Так что же? — настаивал Борн.
— Ты видел ее вблизи? Цвет кожи?
— Достаточно близко. Она загорелая. Очень высокая и очень загорелая.
— Она всегда такая. Ривьера, греческие острова, Коста-дел-Сол, Гштад, она всегда загорает.
— Ей очень идет.
— И очень удачно придумано. Скрывает, кто она на самом деле. Потому что у нее не бывает зимней или осенней бледности, потому что лицо, руки, длиннющие ноги ее никогда не блекнут. Чудесный цвет кожи всегда такой, потому что он вообще такой. С поездками в Сен-Тропез, Коста-Браво, на Альпы или без.
— Что ты хочешь сказать?
— Хотя потрясающая Анжелика Вийер считается парижанкой, это неверно. Она латиноамериканка, точнее, венесуэлка.
— Санчес, — прошептал Борн. — Ильич Рамирес Санчес.
— Да. Те очень немногие, кто говорит о таких вещах, утверждают, что она двоюродная сестра Карлоса и его любовница с четырнадцати лет. Ходят слухи — среди этих очень немногих, — что, кроме себя самого, она — единственный человек на земле, который ему не безразличен.
— А Вийер — пешка?
— Слово из «Медузы», Дельта? — Д’Анжу кивнул. — Да, Вийер — пешка. Блестящая идея, благодаря которой Карлос получил доступ в самые секретные подразделения французского правительства, включая досье на самого себя.
— Блестящая идея, — сказал Джейсон. — Потому что такое никому и в голову не придет.
— Совершенно верно.
Борн подался вперед, внезапно сменив тему.
— «Тредстоун», — сказал он, сжимая бокал обеими руками. — Расскажи мне о «Тредстоун-71».
— Что я могу рассказать тебе?
— Все, что им известно. Все, что Карлосу известно.
— Не думаю, что сумею. Я что-то слышу, соединяю воедино, но кроме того, что связано с «Медузой», я не гожусь в консультанты, тем более в доверенные.
Джейсон делал все, что мог, чтобы держать себя в руках, чтобы не спросить о «Медузе», о Дельте и Тамкуане, о вихрях в ночном небе, тьме и вспышках света, ослеплявших его всякий раз, когда он слышал эти слова. Нельзя; что-то придется принимать на веру. Главное — «Тредстоун». «Тредстоун-71».
— Что ты слышал? Что соединил воедино?
— То, что я слышал, и то, что соединял, не всегда совмещалось. Однако есть очевидные вещи.
— Например?
— Когда я увидел тебя, понял: Дельта заключил прибыльный контракт с американцами. Еще один прибыльный контракт, хотя иного рода.
— Поясни, пожалуйста.
— Одиннадцать лет назад поговаривали, что хладнокровному Дельте платили больше всех в «Медузе». Ты, безусловно, был самым способным из всех, кого я знал, и я заключил, что ты много запросил. За то, что ты делаешь сейчас, ты должен был запросить еще больше.
— И что я делаю? Как ты слышал.
— Как нам известно. Это подтвердилось в Нью-Йорке. Монах подтвердил перед смертью, так мне сказали. Все сходится.
Борн поднял стакан, пряча глаза. Монах.
— Повторяю, — сказал Джейсон. — Чем, по их мнению, я занимаюсь?
— Брось, Дельта. Я же выхожу из игры. Бессмысленно…
— Пожалуйста, — перебил Борн.
— Хорошо. Ты согласился стать Каином. Мифическим убийцей с бесконечным списком контрактов, которых никогда не существовало, чистейшей воды выдумка, обретшая плоть благодаря всевозможным надежным источникам. Цель: оспорить превосходство Карлоса — «подорвать его репутацию», — как говорил Бержерон, — чтобы сбить ему цену, распустить слух о его несовершенстве и твоем превосходстве. В конечном итоге — выманить его и схватить. Таков был твой контракт с американцами.
Темные закоулки памяти Джейсона залило светом. Где-то вдали открывались двери, но они были еще очень далеко, они раскрылись не полностью. Но там, где раньше царила тьма, появился свет.
— Значит, американцы и есть… — Борн не договорил, мучительно надеясь, что д’Анжу закончит за него.
— Да, — сказал медузовец, — «Тредстоун-71». Наиболее секретное подразделение американской разведки после консульских операций государственного департамента. Созданное тем же человеком, кто придумал «Медузу». Дэвидом Эбботом.
— Монахом, — тихо, по наитию сказал Джейсон; вдали приоткрылась еще одна дверь.
