— Нагорит ему теперь, — продолжал вслух свои мысли Филин. — Сам себя нажёг. Да и меня под монастырь подвёл… Жена ему позавчера позвонила, просила срочно прийти — с тёщей что-то случилось. Старая у него тёща. Всё что-то с ней случается. Мы как раз работу заканчивали. Он последним ушёл. Говорит закрывал бар второпях… Суетился, наверно… Домой пришёл без выручки. Пока хватился… И главное, сам не знает, то ли посеял, то ли вытащили…
— За весь день выручка? — осведомился Мощь.
— За весь, — ответил Филин, подставляя под кран кружку.
— И много вы сшибаете?
— Здорово, — ответил Костик на приветствие вошедшего очередного посетителя, а Федьке сказал: — Когда как. В выходные дни больше, в простые — меньше. Но без полутора тысяч не уходим.
— Что ж… теперь Пашке расплачиваться?
— Кому ж как не ему. Может, и мне придётся погашать недостачу.
— История, — пробормотал Мощь. — Не обойдётся?
— Жди, обойдётся. Кто же деньги отдаст. Ищи дурака. — Костик усмехнулся: — Кто-то сейчас радуется, что столько привалило…
Мощь не мог больше оставаться в баре. Наскоро допив пиво, он заторопился домой, на ходу поразмыслив, что кошелёк, который он нашёл, наверняка Пашкин.
Ветер переменился, и немного потеплело. Но стало грязнее. Машины вытаскивали на колёсах грязь из многочисленных концов города на центральную улицу, и она расползалась по асфальту жидкой глинистой кашей, не щадя и тротуаров. Мощь неторопиво двигался к себе домой, глядя под ноги и ни на кого не обращая внимания.
— Ну-у, решил, что делать с деньгами? — спросила Алевтина незадолго перед сном.
— Не знаю, — ответил Федька. Он был насупленный и злой. — Не знаю… Нехорошо как-то получается, если мы возьмём эти деньги. Человек расстроится. Шутка ли — полторы тыщи потерять.
— Есть с чего расстраиваться! — Алевтина возмущённо взглянула на мужа: — Возьми тогда и на заборе объявления расклей или в газету напиши о находке. Быстро хозяин найдётся.
— На кой шут нам с тобой, Аля, чужие деньги. Ведь не наши они.
— Были не наши, стали наши… Нет, ты расклей на столбах объявления…
— Чего мне расклеивать. Я и так знаю, кто их потерял.
— Знаешь? — удивилась Алевтина и присела от неожиданного мужнина сообщения на диван. — А кто?
— Пашка Лопухов.
— Это который пиво в баре продаёт?
— Тот самый.
Пашку она знала. Он раза два заходил к Федьке насчёт ремонта ботинок, толстый, круглый, со светлыми прямыми волосами. Всегда был улыбчивый, с золотым зубом, с перстнем-печаткой на жирном пальце.
— Пожалел кого, — всплеснула руками Алевтина, — Пашку-торгаша. Он недольёт одному-другому — и рубль в кармане. Держался бы он там, если было бы плохо.
— Чего судить других, — проговорил Федька. — А мы не жили богато, и начинать нечего, — повторил он любимое присловье отца.
Ночью он не спал. Отвернувшись к стене и высунув из-под одеяла голые коленки, думал: «Может, и права Алевтина, что он Пашке — радетель? Сам виноват, что потерял. Не разевай варежку…»
Мощь потихоньку встал. Прошёл в каморку-мастерскую, закрыл дверь и включил свет. Достал из-под тумбочки жестяную коробку, высыпал на стол гвозди. Под ними лежали деньги, прикрытые, чтобы не маслились, газетой. Он разгладил их, послушал, как они хрустнули, повертел в руке.
«Вот он купит полушубок, зачем полушубок, дублёнку купит. Придёт в бар, друзья будут завидовать. А Пашка, который за стойкой, а может, и Костик Филин, его подручный, будут выплачивать. И будут наливать Федьке пива и спрашивать о жизни, и придут к нему сдать в починку обувку и не будут знать, что Федька украл у них деньги. Фактически украл. Притом это не личные Пашкины деньги и не Костика, а государственные. И выходит, что Федька государство обокрал… Вот как оно выходит».
Эта внезапно полоснувшая мозг мысль как огнём ожгла Федьку.
— Фу, чёрт! — Мощь вспотел. Быстро задвинув коробку под тумбочку, он снова лёг на диван. Сон не шёл. Немел бок, и лежать было неудобно. Он перевернулся на спину и широко раскрытыми глазами стал смотреть в потолок.
Среди ночи к нему подошла Алевтина.
— Не спишь, Федя?
— Нет.
— Я слышу, ты ворочаешься, вздыхаешь… в каморку зачем-то ходил.
— Не спится.
— И мне тоже. Перина что доска… Федя, подбрось ты Пашке эти деньги, бога ради. Зачем они нам. Вся душа изболится, пока они у нас. Не житьё из-за них будет…
Федька приподнялся на диване, накинул на ноги сползшее одеяло.
— Подбросить? А вдруг кто-то возьмёт другой, и к Пашке они не попадут? — спросил он, глядя в темноте на Алевтину, на её смутно различимое лицо. — Не-е… Надо что-то другое придумать…
— А чего ещё придумаешь? — Алевтина вздохнула и ушла на свое место.
«Надо думать, тогда придумаешь», — размышлял Федька, ворочаясь на диване, и незаметно для себя заснул.
Утром он попросил у Алевтины чистую, недавно стиранную рубаху, надел её, расправил воротник, обернул вокруг шеи шарф, влез в пальто, запихнул в карман найденный пустой кошелёк, деньги — в другой и отправился в бар.
Недавно привезли свежее пиво, и в «шайбе» было шумно. За стойкой Федька увидел Лопухова. Ему показалось, что сегодня Пашка был похож на мяч, из которого выпустили воздух, лицо его осунулось и побледнело, а шея показалась ему морщинистой и дряблой. Он молча отпускал пиво, не улыбаясь, как раньше, и его золотая коронка не искрилась в уголке губ.
— Здравствуй, Паша, — вежливо поздровался Мощь с барменом и, дождавшись, когда Лопухов ответил на приветствие, продолжал: — Налей кружечку…
Пашка налил ему кружку да так полно, что пена густым шлейфом сползла с краёв. «Не жмот», — почему-то подумал Мощь, взял кружку и сказал тихо:
— Дело у меня есть к тебе, может, потолкуем? — он качнул головой в сторону.
Пашка ничего не ответил, искоса взглянул на него и позвал Филина:
— Костик, обслужи… Я скоро. Пошли, — сказал он Федьке и тронул низкую дверь рядом со стойкой.
Мощь с кружкой прошёл в небольшое помещение, где в углу стоял столик, накрытый клеёнкой, и три стула с никелированными ножками.
— Садись, — предложил ему Пашка, подвигая тяжелый стул.
Мощь сел, заминая пальто, вытянув вперёд ноги.
— Как житуха? — спросил он Пашку.
— Да так, — неохотно ответил тот, думая, зачем это его позвал Мощь. — Живём, хлеб жуём…
— Я слыхал — ты деньги потерял?
Пашка вскинул глаза, внимательно посмотрел на Федьку:
— Уже растрезвонили. А что?
— Да так… говорят. И много там было?
— Много-мало! Кому какое дело. Сколько было — всё уплыло.
Федька понял, что Пашка не очень-то намерен продолжать разговор. Но ему надо было получить хоть намёк, что найденный им кошелёк Пашкин.
— Кошелёк зелёненький был? — зашёл он с другого краю.
— Жёлтый, — нехотя ответил Пашка.
— По краям ленточками обтянутый? — Мощь уставился на Лопухова. — На одной стороне рисунок
