— Засунь меня между диваном и стенкой.
— Ты же не влезешь!
— Сделай меня маленьким и засунь! Кошка Дина же влезла! Кинь меня в трубу, чтобы я катился, как мячик в лабиринте. Я хочу быть мячиком и катиться.
— Садик — это место, где детей сажают?
— Воздушный шар — это тюрьма воздуха, с маленькой дыркой.
— Мама, в какой стране ты родилась?
— В Таджикистане.
— А почему ты тогда с зубами? Там что, не было войны?
— Я скоро стану папой! У меня волосы на ногах, как у папы. У всех пап есть. Значит, и я стану папой.
— Если бы яблоки были квадратные, то никто бы и не понял, что это яблоки.
— Знаешь, когда рыцари жили, туалетов не было. И они не писали. Терпели. Пока построят.
Задумчиво глядя в окно:
— Осень, а потом зима… Когда кончится осень, мне будет три года, потом четыре, а потом пять. А когда мне будет пять годов, я пойду в школу и буду там учиться… Рисовать паровозы.
Стоя у шкафа:
— Надо посмотреть, какие носки ко мне пойдут… Вот, эти ко мне идут. Идти же надо. К чему-то.
— Подарите мне собаку. Синюю. А то я один и один, а так у меня будет собака, мы с ней вместе в лес пойдем и будем там играть, в домино. К нам там еще поезд придет, он тоже в домино играть будет…
— Была такая история: ехал троллейбус, грустный-грустный, с рогами. Остановился и стал копать яму, прямо рогами копал, копал и выкопал яму, горячую-горячую: там огонь на дне был. И тут поезд приехал — взял огонь и ка-а-ак задымит! Дым ка-ак пошел и пар, прямо из трубы! Это дымяка-поезд был. И ка-а-ак поедет! А тут пришли трамвай и электричка. Но им огонь не нужен, им электричество нужно.
— Я решил, я буду сказочником, я же все-все сказки знаю, вот я их все и расскажу, а еще я всё-всё про глубокий лес знаю.
— Удав умрет, не сможет жениться… А если бы женился — никто бы на свадьбу не пришел… В первый понедельник все тоже умрут…
— Глазки — чтобы видеть, уши — чтобы чистить… а руки — чтобы руку можно было дать.
— Из чего человек: из мозгов, из туловища… а еще из букв!
Девочка несет плотно закрытый пузырек с духами.
— Мама, это что?
— Духи, ими душатся, чтобы хорошо пахнуть.
— А понюхать можно?
— Понюхай.
— Как же я понюхаю: я тут, а они там?!
— Мама, я схожу в туалет, а ты посторожи мой сон… Мне знаешь какой цветочный сон снился: синие, красные, зеленые, желтые, черные, белые, серебристые цветы. А потом футбольная машина их раздавила.
Мальчику приснился сон про злую собаку.
— Я сейчас сон про рыцарей присню, и собака убежит, — успокоила его младшая сестра.
— Дедушка, ты не ходи без тапок на балкон, а то я тебе ремня дам.
— Как же ты ему ремня дашь?
— Дам ему ремень и скажу: «На тебе, дедушка, ремень».
— Когда у Максимки взрослый зуб вырастет, он в вашей спальне спать будет?
— Мама, а когда мне будет пять лет, я буду спать на этой кровати?
— Да.
— А когда семь, восемь и десять лет?
— Да.
— А в восемьдесят я тоже буду спать на этой кровати?
— Нет, ты уже будешь стареньким…
— А сейчас я новенький!
— Я сейчас и не мама, и не дочка.
— А кто ты?
— Жена.
— Чья жена?
— Своего мужа.
— А кто твой муж?
— Я его пока не знаю. Но это ничего страшного.
— Ну давай же, нет времени, — подгоняю я дочь.
— У меня есть! А ты поставь другие часы.
Время — единственное богатство, которое находится в нашем распоряжении. Мы не только узурпируем собственное время, но и подчиняем своей воле время детей. Мы слишком рано отрываем их от «бытия», и они очень быстро погружаются в «небытие».
В этом, а вовсе не в том, что в школе многим отбили желание рисовать, я вижу причину временной творческой несостоятельности взрослых. Если бы их не дергали в детстве (по разным и вполне уважительным поводам), в них бы выработалось противоядие и от плохой учительницы рисования, и от глупых советов.
Но жизнь сама по себе чудо, в ней нет ничего конечного, непоправимого. Я своими глазами вижу, как происходит восстановление — по траекториям протанцованных углем линий, по восхождению спирали, по булькающим пузырькам в кипящей воде.
