Собор и собранность
Вчера в первой половине дня мы развесили рисунки из кафе, сложили в стопку «картины с фоном», на их месте в фиолетовой комнате повесили рисунки деревьев и расставили объемные деревья вокруг. Новые работы на тему идущей по ночной улице дамы в туфлях на высоких каблуках повесили над деревьями. Для плакатов — рекламы обуви, которые я задала выполнить в черно-бело-красных тонах, не хватило стен, мы разложили их на полу.
Обе главных стены заняты танцами живота и терезинскими рисунками. Простенок — композицией из четырех продиктованных предметов.
Есть третья комната, где работают сотрудники лицея. Ее нам отдадут для следующего семинара, послезавтра. Но стены там не заняты.
— Для музея и собора нужно полностью освободить фиолетовую комнату, — говорит Маня. — Собери народ в большой комнате, я все устрою.
— План на сегодня: Бурные танцы. Собеседование. Работа с набросками из музея. Экспозиция выставки Музея современного искусства. Возведение Миланского собора.
Произнося последнюю фразу, Клаудия запнулась и переспросила меня, не ослышалась ли она. Нет, не ослышалась.
Что удивительно — никто не удивился. Дети тоже бы не удивились, если б я им предложила построить собор; да что собор — весь мир. Пока это главный эффект семинара. Открытость, готовность играть во все что угодно. Приятие.
Собеседование напоминает вышивку по контуру, каждый рассказ — как стежок: я такая-то, делаю то- то, думаю то-то, хочу того-то… Одна нить вьется вокруг искусства, театра, музыки (здесь ведь есть и профессиональные дизайнеры, книжные графики, архитекторы, сценографы), другая — вокруг педагогики (ею «вышивают» воспитательницы детских садов, учительницы группы продленного дня, логопеды, дефектологи).
Неподвижность вызывает ощущение инобытия — никто не лепит, не рисует, как уселись, так и сидим, не меняя позы. Единственная подвижная точка — это Маня. Она уже перенесла из фиолетовой комнаты все работы в третий зал и теперь рисует, прислонившись спиной к двери.
— Интересно было всех слушать, — говорит Клаудия, — и им это было важно. Хорошо, что ты никого не торопила.
— Зато сейчас она нас загоняет, — говорит ей Маня.
— Задание первое: развесьте свои работы из музея, и я дам задание каждому в отдельности.
Три девушки забыли свои рисунки дома. Что делать?
— Нарисовать по памяти. Один.
Пустые стены в фиолетовой комнате быстро заполняются рисунками.
— Это уже выглядит как музей, — говорит Маня.
Она беспокоится, что новое задание урежет время, необходимое на возведение собора.
— Успеем. Я выберу по одному наброску у каждого.
Принцип простой: живописную работу перевести в черно-белый коллаж, графику — в живопись, скульптуру — в цветной коллаж.
Выбирать интересно. Хочется попасть в точку. Я попросила пронумеровать рисунки, написать на бумажке или на руке тот номер, с которым они бы хотели работать. Как ни странно, почти все номера совпали. Все та же история про ложку души. Видно, что по-настоящему задело, а что нарисовано по заданию, но без особого интереса, вяло.
Перевоплощенные работы Кандинского, Модильяни, Моранди, Северини и других художников, которых я не задавала, заняли свои места.
Перерыв.
Собственно, на этот раз перерыва не произошло. Ни у меня, ни у Клаудии. Не смогу ли я приехать на юг Италии, там тоже можно устроить такой семинар? Можно ли приехать ко мне в Израиль на стажировку? Где найти что-то о Фридл? Переведена ли ее терезинская лекция о детском рисунке на итальянский? Можно ли устроить онлайн-семинар по-итальянски?
Перевод лекции на итальянский существует. Устроить тоже все можно. Кроме израильской стажировки, пожалуй. Хотя можно снять помещение. Своей школы у меня в Израиле нет.
Мы делимся на группы.
График-дизайнер выбирает себе трех помощниц и устраивает музейную выставку.
Архитектор и дизайнер интерьеров набирает себе группу из десяти человек для сооружения Миланского собора.
— А можно построить театр «Ла Скала»? — спрашивает та женщина, которая, узнав, что у нее рак, круто изменила свою жизнь. Она постоянно поет и очень любит театр.
— Конечно. Возьми себе кого-то в помощь.
Оставшиеся займутся организацией пространства вокруг собора.
— Можно сделать инсталляцию с деревьями и нашими скульптурами?
— Можно сделать все.
Архитектор Кьяра взяла себе в помощники дизайнеров — Маню и Луку. Они доставили в класс все материалы и дали нам задание на то время, пока сами будут возводить стены, — скручивать газеты и засовывать их одной стороной в полые картонные трубки. Это будут верхушки собора. Большие белые коробки поставлены на попа, скреплены скотчем. Лука вырезал ножом главный вход, чтобы было ясно, где зад, а где перед.
Прикреплять трубки с газетами к стенам нужно вдвоем. Один придерживает, другой обхватывает скотчем. Мы работаем в паре с девушкой, которая боится перспективы. Между прочим, я тоже паникерша и тоже не в ладу с перспективой, но в моменты паники не спасаюсь рисованием. Даже если бы Эдит Крамер дала мне такой совет, я, наверно, ему бы не последовала. Сказать об этом? Сказать-то я могу, но тогда надо бежать за Клаудией.
«Ла Скала» продвигается. В театр можно заглянуть и увидеть сцену.
Выставка начинает обретать форму. Рядом с цветными ярлычками с именами художников — интерпретации картин. Все наброски собора сложены в сторону, ими мы будем оформлять его стены. Дорожки цветистого парка подметает скульптура дворника.
На фасаде собора стоят две золотые скульптуры из фольги — Маниных рук дело.
Рисунки собора находят свое место.
Мы близимся к финалу.
И тут появляется девушка в золотом платье с золотым жезлом, поднимается на табуретку и застывает в позе скульптуры, венчающей Миланский собор.
Аплодисменты.
Мы построили Миланский собор на выставке современного искусства.
И «Ла Скала»! И сады, и площадь!
Мы стоим, переполненные каким-то особым чувством.
Собор. Собранность…
Я расплакалась. Такого со мной никогда не случалось. Куда подевался мой больнично-интернатский комплекс — не плакать на людях?
У многих глаза были на мокром месте.