'
Создание терминологий
А.А. Реформатский называл термин слугой двух господ — терминологии и общей, неспециальной лексики (Реформатский 1961). В качестве члена системы специальных обозначений термин управляем: термины придумываются в лабораториях и кабинетах, их упорядочивают в терминологических комиссиях, пропагандируют в 'рекомендательных списках' и т. д. Однако в той мере, в какой термины остаются 'просто' словами, они сопротивляются регламентации. Они сохраняют и/или развивают многозначность, при этом чем употребительнее термин, тем он более многозначен. Традиционная лексика профессионального просторечия не спешит уступать место рекомендованным нововведениям. И все же термины, в сравнении с обычной лексикой, в большей мере доступны сознательному регулированию.
В СССР этим занимались Комитет научно-технической терминологии (КНТТ) АН СССР и Госстандарт. КНТТ, помимо сводов терминов по разным отраслям науки и техники, издал ряд точных инструктивных пособий, написанных неязыковедами: Руководство по разработке и упорядочению научно- технической терминологии / Под ред. А.М. Терпигорева. М., 1952; Лотте Д. С. Основы построения научно- технической терминологии. М., 1961; Как работать над терминологией: Основы и методы. М., 1968.
Сотрудники Института русского языка АН СССР были постоянными рецензентами всех отраслевых ГОСТов, содержавших систематизированные списки терминов. На основе изучения функционирования терминологии в современном обществе в Институте вырабатывались рекомендации, позволявшие рационально и реалистически оценивать проекты терминологических систем, создавать терминологические словари, кодифицировать терминологии, находя разумные компромиссы между профессиональным узусом и общеязыковыми нормами, между традиционными профессионализмами и новыми терминами. О направлениях этой работы, о лингвистических и социолингвистических аспектах терминологического строительства см.: Культура речи 1982; Научно-техническая революция 1977.
Количество терминов в современных языках огромно, это миллионы слов и словосочетаний. Однако эти миллионы распределены между тысячами отраслей знаний и техники и составляют периферию словаря, удаленную от ядра общенародной лексики. В отличие от орфографических реформ, затрагивающих каждого пишущего, нововведения в терминологии касаются только специальных и обособленных подъязыков профессионалов. Эти подъязыки всегда были устроены более рационалистически, чем общий язык. Поэтому здесь легче договориться и легче следовать рекомендациям терминологических комиссий.
Поскольку наука в значительной степени интернациональна, в сфере терминологии и специальных систем обозначений возможны международные договоренности, в особенности о точном содержании и 'месте в системе' тех или иных обозначений. Примером такой международной координации может быть 2- томный Словарь славянской лингвистической терминологии, подготовленный Терминологической комиссией при Международном комитете славистов (издан в Праге, 1977 г.). Словарь содержит систематизированные (по разделам лингвистики) списки 2266 терминов на И славянских и 3 западноевропейских языках. В негуманитарных областях знаний возможности международной стандартизации терминологии еще больше.
Таким образом, в целом терминология — это та область языковых явлений, где результаты сознательного воздействия общества на язык наиболее ощутимы и перспективны.
Сознательное начало в истории литературных языков
Когда латынь утрачивала свое значение учено-литературного языка Европы и набирали силу новые (народные) языки, в Италии и Франции возникли специальные ученые сообщества, призванные 'устроить' надлежащим образом народный язык и поощрять словесность на народном языке. Этими органами языковой политики были первые европейские академии, которые именно для филологических целей и создавались.
Старейшую в Европе Итальянскую академию (основана в XVI в.) называли 'Академией отрубей' (
В языковых программах академий многое было наивно и утопично — например, вера в то, что языковые нормы можно определить 'раз и навсегда' и что все будет именно так, как решит академия. Тем не менее филологические труды первых академий многое определили в характере нормативно- стилистических систем народных литературных языков. При этом спустя столетия плоды 'просеивания', 'защиты' или 'устроения' языка нередко оказывались в чем-то неожиданными, непредвиденными.
Л.А. Булаховский так писал об отрицательных последствиях давней и чрезмерно строгой нормализации итальянского литературного языка: 'Канонизация языка классиков XIII–XIV вв. (Данте, Петрарки, Боккаччо), сознательное запрещение, большей частью действительно осуществленное, выходить за границы грамматики и даже лексики великих флорентийских мастеров (…) или идеализация в качестве источников пополнения литературного языка чужих слов только определенного происхождения (галлицизмов и испанизмов) — все это в свое время сыграло негативную роль, сузив круг возможностей развития итальянского литературного языка, осудив его на большой отрыв от разговорного языка, приведя… к холодной аристократической ограниченности ею стилей' (Булаховский [1941, 1946] 1975, 375).
Подобные расхождения между планами разумного 'устройства' языка и фактическими результатами нормирования вполне обычны.
Например, в истории чешского языка такими непредвиденными последствиями оказались искусственно реставрированная архаичность возрожденного литературного языка, его обособленность от обиходно-разговорной речи; в истории сербскохорватского литературного языка — некоторая суженность его стилистических возможностей (см. с. 45–47); в истории норвежского языка — раскол и хаос в языке, где необдуманное реформирование привело к конкуренции шести вариантов нормы, два из которых официально признаны литературными норвежскими языками.
Вот как описывает тупик в нормализации норвежскою языка М.И. Стеблин-Каменский: 'Приходилось обучать в школе двум 'норвежским языкам'; переводить учебники, словари, официальные документы и т. д. на второй 'норвежский язык'; переводить классическую норвежскую литературу с одного 'норвежского языка' на другой, тем самым превращая национальную литературу в переводную; пытаться
