уничтожить» — докладывал нарком вождю{32}.
Оцени, читатель, фантазию главного чекиста — чекисты с помощью охраняемых ими заключенных захватывают власть в столице и стране. В 1938 году был репрессирован и первый начальник Дмитлага Лазарь Коган. Удивительно не то, что свои же коллеги пустили ему пулю в лоб, а то, что этот палач, возглавлявший стройки Беломорканала и канала Москва — Волга, на совести которого десятки тысяч человеческих жизней, был реабилитирован в 1956 году.
Один памятник жертвам строительства канала Москва — Волга в столице все же появился. В 2007 году на Соловках был огромный деревянный крест. Он предназначался для мемориального комплекса на месте Бутовского полигона, где были расстреляны десятки тысяч людей. Первоначально планировалось отправить его в Москву самолетом, но Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил везти его по воде, крестным ходом. И вот летом от Соловецких островов отошла самоходная баржа с огромным крестом на палубе. От русской голгофы в Белом море крестный ход прошел по Беломорско- Балтийскому каналу, через Рыбинское водохранилище (над затопленной Мологой) по Волге мимо полузатопленой Корчевы, по каналу имени Москвы и, обогнув столицу по МКАД, прибыл в Бутово. Из одной русской голгофы на другую. Он стоит необычно большой под московским небом, памятником всем русским людям, сгинувшим в роковые годы.
ГИБЕЛЬ КОРЧЕВЫ
Как уже отмечалось выше, при проектировании канала фактор затопления прибрежных территорий Волги и лежащих на них населенных пунктов совершенно не принимался в расчет. Более того, в течение всего 1932 года шли изыскания и выбор места для перегораживающей Волгу плотины, место которой инженеры в различных вариантах передвигали на десятки километров. Окончательно судьба города была решена в 1934 году, когда заключенные Дмитлага приступили к постройке Иваньковской плотины, что должна была перекрыть реку и направить ее воду в канал.
В рассчитанную специалистами зону затопления попала Корчева и 110 сел и деревень. Жителям было предписано переселяться. Крестьянам предоставляли относительную возможность выбора места нового проживания, но большинство предпочло поселиться неподалеку. Дома перевозились в разобранном виде или целыми, в этом случае они поднимались домкратами и ставились на специальные сани, передвигаемые тракторами.
Жители Корчевы не сразу захотели покидать насиженное место. Они знали, что город находится на высоком берегу реки, и не очень верили в расчеты советских гидротехников. Тогда власти провели демонстрацию силы. Жители были перевезены на другой берег Волги, откуда наблюдали, как специальные команды подрывников одновременно взорвали оба городских храма. Этого оказалось достаточно, и переселение началось. Часть горожан перебралась в соседнее Конаково, ставшее районным центром, часть — в Кимры, кто-то подался в другие города. Часть деревянных домов города была перевезена в Конаково, где последние из них можно видеть и сегодня. Все каменные здания города были взорваны. Ничего не должно было напоминать о небольшом уездном городе на берегах великой реки.
Из всех домов Корчевы уцелел только один — небольшой каменный дом на набережной, в котором жили убийцы города — подрывники. Его они по каким-то причинам взрывать не стали.
23 марта были впервые закрыты щиты Волжской плотины. Река была остановлена на три минуты, началось наполнение водой Иваньковского водохранилища и канала.
Когда к июню 1937 года наполнение водохранилища закончилось, стало ясно, что проектировщики ошиблись, и 70% территории бывшего города осталось незатопленной….
Запустели некогда людные площади, заросли кустарником, а затем и лесом места былых улиц, стал зарастать и древний тракт. Территория бывшего города входила в водоохранную зону, в которой появляться не рекомендовалось.
Лишь после смерти Сталина, во время т.н. «оттепели» жители Корчевы начали понемногу приезжать на место, где когда-то был город. А бывший дом купцов Рождественских стал называться «Дом рыбака». Московское общество охотников и рыболовов даже оборудовало там базу. К дому по трассе старого тракта стали прокладывать дорогу, но когда строить осталось не более трех километров, некий партийный начальник сказал — «несвоевременно». Так и оборвалась сухопутная дорога. Это не помешало вандалам 70-х годов устроить форменный погром на городском кладбище с разрушением склепов и воровством памятников. А бывшие жители города стали искать другие пути.
Постепенно сложилась традиция, что раз в год жители Корчевы садились в Конаково на катер и плыли к месту, где когда-то стоял их город. Эти рейсы были неофициальными, про них не печатали газеты, не вывешивались объявления на пристани, но они были. И каждый год на них приходило все меньше и меньше людей. И настал год, когда теплоход стоял у причала, а пассажиров не было… И вот тогда окончательно умерла Корчева.
БЫЛ ЛИ У КОРЧЕВЫ ШАНС?
Когда я стал собирать материалы об истории города на Волге и делиться своими находками с окружающими, то иные люди говорили мне — да, конечно, город жалко, но ведь это естественный процесс — некоторые города умирают, некоторые образуются снова. Подумай, был ли у Корчевы шанс остаться городом, когда рядом с ней возникли два новых центра — получившие статус города Кимры и Конаково?
С Кимрами все более-менее понятно — этот населенный пункт давно добивался городского статуса, а добившись, стал центром притяжения для северной, заволжской стороны Корчевского уезда. Поэтому разделение большого уезда на два — Кимрский и Корчевский было логичным и определено развитием восточного края Тверской губернии.
Посмотрим на историю Конаково. Этот город, расположенный в семи верстах к юго-западу от Корчевы, возник вокруг знаменитой на всю Россию фаянсовой фабрики Матвея Сидоровича Кузнецова и до революции именовался деревней Кузнецово (совпадение названия и имени владельца случайно), В начале XX века это был крупный населенный пункт, где усилиями земства и хозяев фабрики была создана хорошая инфраструктура. Имелись больница, училище, народная чайная и рабочий клуб с синематографом. Однако для решения бюрократических и административных вопросов жители Кузнецово продолжали ездить в Корчеву, благо она была рядом. И это, похоже, всех устраивало. Даже когда переименованное в Конаково селение получило городской статус и было назначено центром района, в нем не нашлось зданий, чтобы разместить районные органы управления, и их временно разместили… в Корчеве, где подходящая инфраструктура была. Можно предположить, что если бы естественный процесс развития страны не был бы нарушен, то рост Кузнецово и Корчевы привел бы к слиянию этих населенных пунктов или образованию небольшой агломерации.
Но если бы это предложение и не оправдалось бы, то все равно развитие Кузнецово не могло привести к угасанию и упадку Корчевы. Ведь у города оставалась Волга, оставался собственный, накопленный за почти два века существования опыт городской жизни и образ хозяйствования. Так бы и стоял он тихой гаванью на Волге, привлекая туристов, жаждущих отдохнуть от столичного шума и суеты.
В конце XIX века петербургский журналист А.П. Субботин писал в своих заметках «Волга и волгари» о Корчеве:
«Через шесть часов плавания, в 88 верстах от Твери перед глазами путника появляется самый мизерный из 11 уездных городов губернии — Корчева, отличающийся от села только прямоугольными улицами ровной набережной с рядом небольших каменных домов. Поднявшись во время стоянки парохода на гору, мы увидели сонные тихие улицы, поросшие травою и обстроенные серыми деревянными домиками.
