все.
Чтобы удержать слезы, я старалась думать о чем-нибудь противном – например о людях, которые бродят по магазинам босиком. Способ подействовал. Попробуйте, не пожалеете. Убедившись, что всякое желание лить слезы пропало, я рискнула повернуться лицом к Уайатту.
– Спасибо, что извинился, но это было ни к чему, – сдержанно произнесла я.
Он смотрел на меня так пристально, как обычно впивается взглядом в игрока, владеющего мячом.
– Хватит меня гнать. Нам надо поговорить.
Я покачала головой:
– Нет, пока еще рано. Я прошу только об одном: оставь меня в покое, дай мне подумать.
– Об этом? – спросил он и взял с дивана открытый блокнот. Я вспомнила, что именно в нем вчера вечером составляла список обвинений, услышанных от Уайатта, а потом оставила незакрытым на тумбочке у кровати.
Я пришла в негодование.
– Ты шарил в спальне! – воскликнула я. – Это мой список, а не твой! Твой вон, на столе! – И я указала на список преступлений, который Уайатт по-прежнему игнорировал. Было неприятно думать о том, что теперь ему известно, как прошлой ночью я вспоминала услышанные от него обвинения и потому не выспалась.
– Ты же избегаешь меня, – спокойно возразил он, явно не чувствуя ни малейшего смущения. – Пришлось добывать информацию доступным способом. А поскольку я не привык убегать от трудностей…
Любой сообразит, в чей огород брошен этот камень.
– Ни от каких трудностей я не убегаю, – заявила я. – Просто пытаюсь мысленно во всем разобраться. Если бы я убегала от них, я вообще ни о чем не думала бы.
Это чистая правда, Уайатту это известно. Что-что, а отключать мысли я умею. Я не добавила только одно, но самое важное: встреч и разговоров я боюсь лишь потому, что они могут означать наш окончательный разрыв. Как пара мы перестанем существовать.
– И все-таки ты меня избегаешь.
– Приходится. – Я посмотрела ему в глаза. – Не могу думать, когда ты рядом. Я знаю тебя и знаю, на что мы оба способны. Нам слишком легко очутиться вдвоем в постели, отвлечься и так ни к чему и не прийти.
– Но почему нельзя все обдумать на работе?
– На работе я занята. Может, ты целыми днями на работе только обо мне и думаешь?
– Чаще, чем следовало бы, – мрачно признался он.
От такого признания мне мигом полегчало, но совсем чуть-чуть.
– На работе слишком многое отвлекает. Мне надо посидеть в тишине и одиночестве, чтобы мысли улеглись и я поняла, что к чему. Тогда и поговорим.
– А тебе не приходило в голову, что мы можем во всем разобраться вдвоем?
– Когда я буду готова – да, пожалуй.
Он в досаде потер щеку ладонью.
– Готова – это ты о чем? Вот об этом? – И он протянул мне блокнот с таким видом, будто предъявлял неопровержимую улику.
Я пожала плечами, не желая вдаваться в подробности списка, чего явно ждал Уайатт.
– Ты уже готовилась к разговору прошлой ночью, иначе не стала бы составлять этот список.
– Да, немного. Обдумать три пункта было слишком просто.
– А остальные четыре ты могла обдумывать все утро. Нет, я не понимаю: меня что, подозревают в убийстве трех человек?
Еще немного, и Уайатт начнет светить мне лампой в глаза!
– Так получилось, что утром я была занята. Ездила к Джазу.
Он переменился в лице и слегка смягчился. Если я встречалась с Джазом, значит, продолжаю готовиться к свадьбе.
– И что?
– И завтра утром тоже буду в делах.
«Поищу ткань для свадебного платья, а если повезет – встречусь с Моникой Стивенс».
– Я не про это.
– Больше мне нечего тебе сказать.
Все это время мы смотрели друг на друга, как враги; он стоял посреди гостиной, я – в столовой, нас разделяло метра три, а может, и все пять. Даже на таком расстоянии меня тянуло к Уайатту, я видела жаркий огонь в его глазах, понимала, о чем он сейчас мечтает. И была не прочь осуществить его мечту. Несмотря на всю недоговоренность и разногласия.
Искушение шагнуть в его объятия и забыть обо всем было почти непреодолимым. Но зная себя и помня, как я слабею рядом с Уайаттом, я поспешно отвернулась, прекратила зрительный контакт. Мое внимание привлекла красная лампочка, мигающая на автоответчике, я машинально подошла к нему, нажала кнопку и услышала сообщение:
– Я знаю, что ты одна.
Шепот был едва различимым, но больно резанул по нервам и заставил волосы подняться дыбом. Я отскочила от автоответчика, точно увидела змею.
– Что там? – резко спросил Уайатт, приблизился и схватил меня за плечи. Со своего места расслышать шепот он не мог.
Первым моим побуждением было ничего не говорить ему – ведь не далее как вчера он обвинил меня в том, что я выдумываю невесть что, а его заставляю разыскивать моих воображаемых преследователей. Уязвленное самолюбие многих толкает на глупости. Но мне было страшно, уязвленное самолюбие могло и подождать – слишком странные дела творились вокруг меня.
