башмаках, и левой рукой изредка подергивал вожжи.
— Низко кланяемся! — не без ехидцы встретила его Марта, — как вы говорили, так и вышло.
— И слава Богу, — ничуть не смутясь, для всех вместе отозвался парень. — Хорошо наозоровались? — и пропекшееся солнцем лицо его едва заметно оживилось, вгоняя в краску жеманную Ильдико.
— Ладно, мужик, чапай, куда чапал, — заворчал Габор, подпуская нотки угрозы в свой голос.
— У такого мужика не напьешься молока! — вдруг озорно пропела Марта и, притопнув ногой, помахала вознице ручкой.
На полустанке в ожидании пригородного поезда стояла та же самая коза с вылупленными глазами. И когда поезд подошел и ребята, торопясь, грузились в вагон, коза все-таки выбрала момент, изловчилась и с разбегу поддала под зад вначале охнувшей, потом завизжавшей Ильдико. Габор запоздало кинулся на козу, но она так угрожающе выставила рога, что Габор смутился и счел за благо подняться на площадку. Тем более, что в тот момент, как сигнал к отправлению, раздалось от железнодорожного помещения певучее:
— Миленькая! Ты что ж опять за свое!.. Я тебе покажу!
Боже, как давно это было! Еще политики на куски рвали Польшу, еще о Второй мировой не помышлял ни один обыватель Венгрии, а пахарь по весне пахал парную от тепла землю и в душе радовался будущему урожаю.
В голове Имре остался тот давний разговор с Мартой. Они забежали от дождя в тихое кафе на краю улицы. Взяли по чашечке черного кофе и, вкушая крошечными глотками, смотрели в окно, как прохожие разбегались от летнего очистительного дождя, как вода пузырилась, с клекотом выбиваясь из водосточных труб, чтобы тут же исчезнуть под решеткой городской канализации. А по тротуару, на виду всей улицы, шла молодая пара и смеялась, держась за руки, смеялась навстречу секущему их дождю. Промокшая насквозь одежда обрисовала их ладные фигуры, вылепила грудь и бедра девушки, сбила ей прическу.
Люди, прячущиеся под козырьком кафе, показывали на них руками и тоже смеялись, завидовали их молодости.
— А мы с тобой спрятались! — с сожалением произнес Имре. — Ты заметила, что мы можем с тобой молчать?
— Но нам же не скучно от этого? — то ли возразила, то ли подтвердила Марта. — Время все меняет. Ничего нет постоянного. Кстати, зачем ты хочешь быть летчиком?
— Зачем ты хочешь стать балериной? — переадресовал он ей вопрос.
— Я не хочу стать балериной, — неожиданно призналась она. — Если хочешь знать, я не выношу этих тощих девиц. Мне кажутся они выводком пищащих цыплят.
— Из которых вырастают затем куры… — не удержался Имре.
— Как хочешь думай. Я не такая. Я знаешь, кем буду?..
Перед окном кафе поскользнулся и едва не грохнулся вылетевший под дождь паренек.
— …Нет, пока я не скажу, кем буду. А ты зачем хочешь стать летчиком? — она хитро посмотрела на него тем слегка насмешливым взглядом, который так ему в ней нравился.
— Ты видела парашютистов в небе?
— Ага!
— Красиво?
— Как на картинке. И ты из-за этого хочешь стать летчиком?
— Ты знаешь, как там себя чувствуешь, — он показал глазами вверх, — когда камнем летишь вниз? И сам себе кажешься камнем, у которого свист в ушах.
— Камнем с ушами, — рассмеялась она, гася пафос.
— Да вот, представь себе, камнем с ушами, который сейчас вонзится в землю. И все, и — точка. Тьма! И вдруг тебя кто-то встряхивает, над тобой раскрывается ослепительное солнце парашюта, а вокруг далеко-далеко…
— Насколько хватает глаз… — подыграла она ему.
— Да. Насколько хватает глаз, видно во все стороны, как живет и светится земля. Вот, когда летишь, ведешь самолет, иное впечатление. Особенно на наших тихоходных: будто на волах поле пашешь.
— Тебе разве приходилось и на волах поле пахать?
— Нет, это я так… А вот с земли смотреть: ты проносишься над крышами огромной птицей, и все замирают… Ты поняла?
— Я боюсь за тебя, — накрыла своей рукой его руку Марта.
— В смысле?..
— Вдруг однажды мне скажут, что ты разбился…
— Плюнь через левое плечо. Видела, сейчас парень пируэт совершил на мокром асфальте перед нашим окном? Он мог так шарахнуться… Так что никто не знает, где его последний полет. А ждать и предполагать — последнее дело.
— Я горжусь тобой, — сказала она просто.
— Я сам горжусь, — перевел он в шутку. — Тем более, что в этом мире больше некем гордиться, кроме как самими собой.
— Нет, правда. Когда я недавно увидела тебя после учебного полета прямо в летной форме, в шлеме, такого подтянутого и мужественного, я поняла, что ты — настоящий летчик.
— Что-то я не помню, чтобы в других кафе на тебя так действовала чашечка черного кофе, — засмеялся Имре. — Теперь мы будем только сюда ходить.
Он понимал, что разговор был результатом каких-то минутных настроений. Отстраненные стеной дождя и толпой прячущихся от него, они остались наедине друг с другом, когда хочется подвести какие-то итоги личной жизни, заглянуть в будущее. Но минута откровения кончилась вместе с дождем. Солнце внезапно залило улицу, крытую булыжником, сверкая во всем, в чем только можно. Прячущиеся от ливня посетители хлынули наружу, и в опустевшем кафе сделалось так неуютно, что Имре с Мартой поспешили убраться на залитую солнцем улицу.
— Теперь пойдем в другое кафе? — спросил он.
— Нет уж! Я и так тебе многое сказала. К тому же торчать под крышей, когда на улице столько солнца… Смотри, туча совсем ушла. Она еще клубится там вон, далеко, будто извиняясь, что больше не может оставаться над городом. Она похожа на коровье вымя, полное молока. Невидимая добрая корова- природа несет ее важно, с ощущением своей огромной значимости. Правда?
— Ты сама придумала или вычитала?
— Сама! — засияла Марта, беря его под руку и едва заметно прижимаясь к нему.
Известие о нападении Гитлера на Россию всколыхнуло весь мир. Будто ледяным ветром обдало каждого человека. Но от холода можно спрятаться, а от событий никакой стеной не отгородишься. Неминуемой стала разлука в ближайшее время для Имре с Мартой. И хотя каждый из них не хотел говорить об этом, настроение в карман не спрячешь. Да и для встреч времени стало меньше в последние месяцы. Встречались урывками, на час-полтора, шатались по улицам, забегали в кафе. Посидеть, поболтать. Часто предметом разговора становились общие знакомые, Габор с Ильдикой, случайные встречи с ними. Габор стал обходиться без посредничества. Уже сама Ильдика не отпускала его ни на час, даже, кажется, ревновала. А теперь, когда его в любой момент могли забрать в армию, совсем извелась.
Имре как-то рассказал Марте, как он познакомился с Габором. Марта каталась со смеху.
— Он, значит, хотел тебя уничтожить на месте? Чтобы косточек твоих не нашли… — хохотала она. — Может, он сразу заревновал тебя к ней? Нет, представил, что вы с Ильдикой разыграли сцену: договорились встретиться, а Габор сам проводил ее к месту встречи… О Донжуан, ты и вправду мог это подстроить, судя по тому, как ты со мной познакомился…
Имре не видел ничего смешного в ее всевозможных домыслах, но ему почему-то все равно была интересна изобретательность Марты, ее живой ум, находчивость. Это она, оказалось, высмотрела его у входа, когда они с Габором пришли на юбилейный вечер. Поняв, что они оба без пригласительных билетов, подговорила подружек, чтобы они скопом бросились к дежурным с криком: «К нам! К нам!»
— Ты вот летаешь! В небо заберешься, перед тобой земля, как на ладони… А я всегда в городе, в
