большинство с повязками на ранах. Разного возраста и вида, они были сходны в одном – в надежде, что горела в глазах, отчаянной, неистовой надежде. Это новобранцы, из местных.
Сила ягеров заключалась, помимо прочего, в том, что они набирали пополнение везде, где бы ни воевали. Среди аборигенов всегда находились те, кто хотел вырваться из тупой и беспросветной жизни, попытаться ухватить птицу удачи хотя бы за кончик пера. И ягеры, проявляя лютую, безумную жестокость в своей «работе», никогда не отказывали тем, кто приходил к ним сам. Те, кто миновал все испытания, кто выживал, будучи живым манекеном для учебных боев и боевых стрельб, становились своими. Их прошлое оставалось далеко позади, а будущее заключалось в службе на благо Евгеники и Нации.
— Соратники! – провозгласил Томас, воздевая руки, будто обнимая свое воинство. – День за днём, месяц за месяцем вы изощряли тела и души, готовясь к новым великим сражениям! Это было тяжело, но вы знали, что час триумфа настанет! Наше терпение наконец?то вознаграждено, грядёт время битвы!
Его голос поднялся до пронзительного завывания, и, вторя гласу вождя, вся многотысячная масса глухо заворчала в ответ. Отдельные выкрики понемногу сливались в рык, словно ураган собирал силы, но в самый последний момент Томас властным жестом вернул молчание.
— Завтра мы отправимся на запад, чтобы совершить переход в мир мерзости и гнилья! — слова нобиля разносились в стылом воздухе, как будто отражаясь от кромки леса, возвращаясь могучим и зловещим эхом. – Враги многочисленны, они фанатичны и упрямы…
Фрикке шагнул к самому краю помоста и чуть наклонился вперёд, словно приближая себя к каждому, кто в могильной тишине слушал его, затаив дыхание.
— Но разве это может остановить вас, хоть кого?нибудь из вас, мои храбрецы!? – крикнул Томас. – Есть ли под солнцем и луной сила, способная бросить вам вызов?!
И долго скапливающееся напряжение, наконец, прорвалось. Многотысячные вопли вознеслись к темным небесам чудовищным, нелюдским воем так, что, казалось, звезды на мгновение померкли. Даже высокомерные, преисполненные сознанием собственной исключительности «братья» вопили как безумные.
— Дети мои, мы несём смерть! – крикнул Томас. – И имя наше есть…
Почти шестнадцать тысяч человек подхватили фразу и продолжили в один голос:
— СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! ИМЯ НАМ – СМЕРТЬ!
И вновь Томас одним движением заставил дивизию замолчать. Как опытный дирижёр человеческих душ, он умело играл на напряжении толпы, поднимая накал эмоций и тормозя в последний момент, создавая критическую массу безумной истерии ненависти и злобы.
— Но это будет завтра, — произнес он, тихо, словно самому себе, однако каждое сказанное слово скользило в тишине, сплетаясь с треском горящего дерева, проникая в каждое ухо. – А сейчас…
Томас резко опустил руки с намертво сжатыми кулаками и заорал во все горло:
— А сейчас пусть начнётся Мистерия!
И дивизия ответила ему замогильным воем.
— МИСТЕРИЯ!!!
Множество людей бросились с разных сторон к жмущейся кучке новобранцев, разрывая на них старую одежду, отбрасывая её, как старые искупленные грехи. Отдельная рота выстроилась в длинную шеренгу, в их руках загорелись факелы, образуя низкий огненный коридор, через который новообращённым следовало пройти по одному, друг за другом. В конце пылающего прохода ждали девушки с кубками, полными вина. И это было последнее испытание, жребий, несущий смерть двоим – один найдёт в кубке маленькую фигурку орла, а другой – быка. Они умрут, будучи принесенными в жертву соответствующей партией ягеров. Остальные же вступят в ряды «охотников» полноправными бойцами, получив новую, настоящую форму и оружие.
Томас стоял как ледяное изваяние, вдыхая воздух, наполненный тяжелым запахом смолистого дерева и дыма, ненавистью и флюидами безумного шабаша, не скованного никакими рамками. «Вавилоняне» трудолюбиво толкали к ближайшему костру большую бочку на колёсах и с люком, символизирующую быка. За ним, под присмотром бдительного конвоя, с трудом переставлял ноги неудачник, выбравший кубок с быком. Неподалёку «римляне», подбадривая друг друга радостными воплями, с не меньшим энтузиазмом тащили крест, готовясь вкопать его в заранее подготовленную яму. Впереди процессии шествовал верзила с окованной железом дубиной на плече, чтобы перебивать ноги распятого. С некоторым удивлением Томас узнал в нем «черного» оберфельдфебеля, того самого панцерпионера, с которым так удачно схватился в рукопашной. Похоже, «братья» все же избавились от снобизма, проникнувшись общим духом веселья.
Что?то зашумело чуть в стороне. Фрикке скосил глаз и увидел позеленевшего лейтенантика, который, похоже, с трудом сдерживал рвотные позывы. К офицеру пристроился его давний «знакомый», тот самый семитский негр, что так удивил адъютанта в казино. Только теперь на чернокожем был мундир с нашивками штабсгефрайтера.
— Ничего, по первости так часто бывает, — утешал негр юного лейтенанта. — Это против правил, но ты почти что наш, давай я тебе девочку организую. Винца немножко, девчонку – отпустит быстро, а потом привыкнешь. А девчонки замечательные, я их всех знаю, просто огонь, а не девчонки!
От мысли про замечательных девчонок, проверенных представителем первого, первоочередного класса утилизации, адъютант стал из зеленого синим, и добродушный и весёлый штабсгефрайтер утащил его в темноту.
Мистерия началась.
Глава 13
Поволоцкий потер лоб, затем затылок, короткая щетина царапала ладонь. Работать не хотелось, в прогретом салоне фургона тянуло в сон. Но отчет по психологическому состоянию раненых и медицинского персонала нужно было отправить как можно скорее. По старой студенческой привычке Александр с силой ткнул себя стилосом в ладонь, боль от укола на время отогнала сонливость. Перо вновь заскользило по листу бумаги, набрасывая черновик доклада.
«Военное дело, помимо прочего — экстремальная психология. Ресурс душевных сил исчерпывается быстрее прочих. Люди ломаются раньше, чем заканчиваются».
Поволоцкий немного подумал и вычеркнул «заканчиваются», вписав «погибают». В задумчивости постучал стилосом по столу и добавил:
«Пораженчество страшнее всего. Шпиона можно разоблачить, вора и труса — запугать. Но чем напугаешь того, кто в душе уже умер и ждёт только завершающего удара от судьбы? Как писал Юдин – «не умирай, пока жив». Моряки, умершие прежде смерти — они погибали на шлюпках, имея запасы всего. Садились и умирали — апатия вплоть до затухания основных физиологических потребностей».
Лист лёг на тощую стопку собратьев, покрытых мелким убористым почерком. Вопреки расхожему мнению о неразборчивом почерке врачей, Поволоцкий писал очень четко и аккуратно, как будто на машинке печатал.
Теперь все эти умные слова следовало упорядочить, рассортировать и изложить в более академической манере. Но мысли плыли в голове как мухи в патоке, ленивыми зигзагами. Сказывался недосып и переутомление, хирург дошёл до того порога, когда измождённый бдениями и работой разум уже бесполезно подстегивать. Особенно много сил выпило вчерашнее совещание ведущих хирургов госпиталей по проблемам разнообразных преступных увечий. Обсуждение вышло тяжелым, нервным.
Прежде военным медикам практически не доводилось заниматься самоувечьями, поскольку в армию шли добровольцы. Но после начала настоящей индустриальной мясорубки и введения массового призыва неизбежно появились те, кто всеми силами старался избежать фронта, как до отправки на войну, так и в процессе службы.
Беглецы от солдатской лямки были изобретательны, и какое?то время выигрывали у армии, но, как выразился однажды Иван Терентьев «государство в прогаре не останется». После поражений лета шестидесятого года на симулянтов и уклоненцев обрушилась вся сила репрессивного аппарата.
Одним из «верняковых» способов «спрыгнуть с броневика» считались автомобильные аварии. Солдаты
