неизменно подписывался: «Целую тебя от всего сердца и от всей моей старой и любящей тебя души».
В столице Франции Саломея познакомилась с Мариной Цветаевой. Между двумя женщинами сразу же завязалась самая трепетная дружба. Именно грузинская красавица стала спасительницей гениальной русской поэтессы от нищеты. Из тысячи франков, которые Саломея получала за работу в модном журнале, четыреста она отдавала Марине. Ей же посылала одежду и обувь, из-за чего та называла себя ее «иждивенкой».
В одном из своих писем Саломее Цветаева писала: «Дорогая Саломея, большая просьба: не могли бы Вы дать мне вперед половину иждивения или, если нельзя, франков двести. Я рассчитывала на деньги за статью, а там задержка.
Мне очень совестно беспокоить Вас, особенно в неурочный срок…
Целую Вас. МЦ.»
Из переписки Андроникашвили и Цветаевой вообще может получиться отдельная книга. Саломея сохранила более трех десятков писем Марины Цветаевой, которые, когда стало возможно, вернула дочери поэтессы Ариадне Эфрон. Та, по согласованию с Саломеей, сдала их в Центральный архив литературы и искусства в Москве.
«3-го окт. 1920 г. Дорогая Саломея! Огромное спасибо за чудные чулки, — как раз по мне и уже на мне. Ходила вчера за ними на почту под отъездный колокольный звон».
Последнее письмо Цветаевой к Андроникашвили и вовсе можно считать прижизненным памятником ее адресату, лучше всяких портретов и воспоминаний объясняющего уникальность Саломеи.
«Милая Саломея, письмо не кончается, оно единственное, первое и последнее от меня (во всем охвате вещи) к Вам (во всем охвате — Вашем, которое знаете только Вы)…
Милая Саломея, лучше не отвечайте. Что на это можно ответить? Ведь это не вопрос и не просьба — просто лоскут неба любви. Даю его Вам — вы ответ на все целое, которое в том (уже — там!) сне дали мне — Вы.
Знаю еще одно, что при следующей встрече — через день — или через год и день (срок для найденной вещи и запретный срок всех сказок!) — на людях, одна, где и когда бы я с Вами не встретилась, я буду (внутри себя) глядеть на Вас иначе, чем все эти семь лет глядела, может быть, вовсе потуплю глаза — от невозможности скрыть — от безнадежности сказать».
Вскоре Цветаева вернулась в Советскую Россию и больше их пути с Андроникашвили не пересекались…
За несколько дней до начала Второй мировой войны проницательный Гальперн предложил Саломее и ее дочери Ирине перебраться подальше от охваченной войной Европы. Однако в Америку с ним согласилась поехать только Андроникашвили. Ирина, состоявшая в рядах коммунистической партии Франции, осталась в Париже. Где была арестована фашистами и чудом уцелела в концлагере.
В 1945 году Гальперн получил назначение в Лондон и семья переехала в Англию. Когда в конце жизни Александр признает себя банкротом и будет вынужден продать дом, он выставит условие: его жена должна жить там до своей смерти. Новый владелец особняка, знаменитый писатель и философ Исайя Берлин, согласится на это.
Кстати, когда в конце пятидесятых годов Берлин окажется в Ленинграде и случайно сможет попасть в дом Анны Ахматовой, первой темой их разговора станет именно Саломея Андроникова.
— Она еще жива? — удивится великая поэтесса, когда англичанин поведает ей о том, что в его доме живет грузинка из Петербурга. Реакция самой Андрониковой на рассказ Берлина о встрече с Ахматовой будет похожей. В Лондоне Саломея продолжала вести светскую жизнь — принимала гостей, устраивала приемы. Но даже когда она оставалась одна, к ужину неизменно спускалась в вечернем платье. Среди ее друзей была жена английского премьер-министра Уинстона Черчилля и актер Питер Устинов. Самой же близкой подругой стала баронесса Будберг, бывшая муза и гражданская жена Максима Горького.
Как-то две женщины получили приглашение прокатиться на яхте миллиардера Аристотеля Онассиса. Восхищенная обивкой розового дивана в салоне, Саломея спросила, из какой кожи она изготовлена. И получила от Аристотеля не совсем литературный ответ.
В Лондоне под присмотром Андроникашвили учился Шалва Зданевич, сын поэта Ильи Зданевича, который в начале века был влюблен в Саломею и с которым она, как и со всеми бывшими мужчинами, сохранила добрые отношения. Тем более что все ее возлюбленные были людьми исключительными. Об Андроникашвили Зданевич оставил такие строчки:
Илья Зданевич был не просто поэтом и писателем. В течение нескольких лет он создавал эскизы тканей для Дома Шанель, а после был его директором. Он стал одним из первых, кто сумел открыть гений Пиросмани и попытался облегчить жизнь погибающего от нищеты грузинского живописца.
Узнав о том, что его Саломея вышла замуж, Зданевич тоже решил жениться. Его избранницей стала принцесса Нигерии, которая родила ему сына. Юный Шалва переехал в Англию, а его мать умерла вскоре после освобождения из фашистского концлагеря…
В конце пятидесятых годов стало возможным общение с родственниками в Советском Союзе. В Тбилиси у Саломеи жила родная сестра Мария.
«Мария родилась в 1892 году, — рассказал мне племянник Андроникашвили Илья Ломидзе. — Вообще все Андроникашвили прожили достойную жизнь. Мать Саломеи, Лидия Плещеева, прожила почти 100 лет.
Мария впервые увидела сестру только в 60-х годах. В те годы встречи с иностранцами, а тем более выезд за рубеж были весьма проблематичными. Марии помог племянник Константин, сын их с Саломеей родного брата Яссе, который вместе с матерью в 1916 году уехал в Париж».
Тогда же, после смерти Сталина, стало известно о трагической гибели родного брата сестер Андроникашвили — Яссе. В тридцатых годах Саломея через знакомого, направлявшегося в Москву, передала для брата письмо. Которое, как оказалось, стало основанием для ареста Яссе, обвинения в шпионаже и расстрела.
А его сын Константин Андроникашвили (во Франции он известен как Константин Андроников) окончил Сорбонну и работал переводчиком сразу у трех президентов Франции. В 1967 году он приезжал в СССР с Шарлем де Голлем, в 1973 году принимал во Франции Леонида Брежнева и присутствовал на его переговорах с Жоржем Помпиду, а затем работал в аппарате у Жискара Д'Эстена. Собственно, через Константина и удавалось поддерживать связь с Саломеей.
«Когда Константин во время хрущевского правления приехал в СССР и сказал, что хочет поехать в Тбилиси, где живут его родственники, все были в шоке — никто не знал, что у советника президента Франции есть родственники в СССР, — вспоминает Илья Ломидзе. — Здесь его принимали на высшем уровне, включая представителей заинтересованных органов. Благодаря Константину Марии Андроникашвили потом удалось выехать в Париж, увидеться с Саломеей и начать переписку».
Сама Саломея в конце жизни увлеклась кулинарией и даже выпустила книгу рецептов. «Всю жизнь думала, что я — муза, а под старость поняла, что на самом деле — кухарка», — шутила она. Когда же разговор принимал серьезный характер, Андроникашвили признавалась, что одной из главных ошибок ее жизни стал отъезд из Грузии. «Я совершила глупость, что оставила родину в такой трудный момент».
Она пережила почти всех. Уже не было на свете ни Александра Гальперна, ни генерала армии Франции Зиновия Пешкова. Даже оказавшаяся такой же долгожительницей, как и она, подруга императрицы Анна Вырубова, сумевшая выбраться из революционной России и стать монахиней в Финляндии, в возрасте 80 лет покинула этот бренный мир.
Андроникашвили категорически отказывалась писать книгу воспоминаний. О своей жизни Саломея немного рассказала лишь в письмах Папуне Церетели, который стал инициатором их переписки.
