банкетке уже сидят студенты и разбирают его по косточкам. И я думаю, что то же самое происходит во всех музеях; художники все схватывают на лету, но при этом художники — это люди, которые переживают искусство самым интенсивным образом; они умеют очень ясно увидеть произведение независимо оттого, в какой контекст вы его поместили. А вот для тех, кто художником не является, мы обязаны создать ситуацию повышенной плотности, в которой искусство будет переживаться наиболее глубоко. Я думаю, что цивилизация в целом неразрывно связана с городом, потому что именно в городах сосредоточены люди, именно здесь сосредоточена мысль о том, каким быть городу, каким быть обществу, как сделать жизнь интереснее — все это в гораздо большей мере происходит именно в городах, нежели в удаленных сельских местностях. Это не значит, что там нет умных людей, — речь идет только об их сосредоточении. Возьмите крупнейшие города мира: во всех этих городах много музеев, много культурной активности, и здесь все время много чего происходит. Я думаю, задача формулируется именно так, как вы сказали: если мы расширяем какой-то музей или объединяем несколько новых музеев, нужно особенно внимательно относиться к тому, чтобы не растерять творческую энергию — чтобы повышать ее концентрацию, а не растрачивать.
Когда мы задумались о расширении нашего музея, то у нас была только одна возможность это сделать, потому что нынешнее здание является памятником архитектуры, и вы не можете просто снести одно крыло и на его месте построить новое, в два раза больше, — это бы стало катастрофой со всех точек зрения. Через дорогу от нас находится дом в стиле ар-деко, построенный в те же годы, что и музей, и в его проектировании принимали участие некоторые из тех архитекторов, которые строили и наше здание; недавно Ричард Глакман совершенно замечательно этот дом отреставрировал и привнес в него некоторые новые элементы, чтобы вдохнуть в него новую жизнь. Вы говорили об архивах — так вот наша библиотека и наши архивы станут в этом здании гораздо более зримыми. Потом, у нас есть фантастическая коллекция графики и фотографии, у нас есть коллекция текстиля разных эпох — начиная с Древнего Китая и заканчивая нынешней модой, — и все это тоже разместится в новом здании. Это будет очень оживленное место. И хотя это здание находится прямо через дорогу, у него будет свой характер. Туда можно будет ходить как в самостоятельный музей, а можно будет ходить и туда, и к нам, в alma mater, — кому как хочется.
Возвращаясь к нашему нынешнему зданию: учитывая его характер, мы пытались выкроить в нем какие-то дополнительные площади — потому что оно дает такую возможность, и нам нужно просто понять, как это сделать. Мы не хотим расширяться до таких размеров, при которых люди будут теряться в нашем музее, но мы действительно хотим сделать некоторые усовершенствования, найти дополнительное место для современного искусства, и все это — за счет ревизии имеющихся у нас пространств и их более эффективного использования.
И мне кажется, это действительно очень важно — собрать на небольшом пятачке несколько очень разных музеев.
Пенсильванская академия — а сейчас это и фантастический музей, и замечательная художественная школа — была основана двести лет назад именно как школа искусств, и она до сих пор располагается в замечательном здании 1876 года — сейчас оно реконструировано и выглядит просто потрясающе. И они тоже добавили себе новое помещение — по соседству. И еще есть Музей Родена: вскоре к нему переедет «Варне Фаундейшн»-где, как вы сказали, искусство подается — и будет подаваться — совершенно особым образом.
Но в вашем случае речь не идет о новом крыле — тут один музей добавляется к другому, и они начинают резонировать друг с другом.
Именно резонировать. Между ними будет много перекличек; они будут работать с одним материалом, но у каждого будет свой характер. Я думаю, наше новое здание будет выглядеть очень современно, потому что там у нас есть большой раздел дизайна: модернизм и современный период, большой раздел фотографии и еще одно пространство, которое будет использоваться по-разному-там можно будет разместить видео или массу других вещей. Учитывая природу того материала, который мы будем показывать в новом здании, экспозиция там будет все время меняться. И там же расположатся образовательные центры, которые будут работать с нашими фондами графики и фотографии, с собраниями текстиля и костюмов. И наконец-то наша библиотека — одна из крупнейших библиотек по искусству, которая все эти годы ютилась в крошечном помещении, — станет по-настоящему публичной. Так что у нового здания будет совершенно особая атмосфера, отличная от той, которая есть здесь, и люди смогут либо посетить в один день оба здания, либо ходить в каждое из них по отдельности.
Мой следующий вопрос касается неких утопических проектов, которые так и остались неосуществленными — которые вам пока не удалось реализовать. Как бы вы описали свой утопический музей? Может быть, то, что вы скажете, не будет иметь к музею никакого отношения — а может, и будет. В общем, какими неторными тропами вы еще не ходили?
Этот вопрос интересен сам по себе, потому что я считаю, что музеи по своей природе являются предприятиями утопическими. С самого начала — достаточно посмотреть, какой риторикой сопровождалось открытие Британского музея или Лондонской национальной галереи и большинства крупнейших музеев мира, — в основе музея лежало невероятно идеалистическое представление о том, что искусство должно быть доступно народу, что оно делает жизнь людей глубже, открывает им новые горизонты и воспитывает в человеке гражданина. И это действительно завораживает. С музеями изначально связывались и определенные экономические и коммерческие ожидания, поскольку считалось, что любой город, в котором есть музей, получает от этого множество преимуществ. Не знаю, в каком-то смысле любой проект, который вы делаете в музее, является утопическим.
Согласен.
Ведь вы стараетесь сделать его как можно лучше. У меня есть мечта — не утопическая, но восходящая к самым «корням» музея: я бы хотела, чтобы люди могли ходить в музеи бесплатно. Сейчас музеям осуществить эту мечту уже довольно сложно. В США государство поддерживает нас очень мало. Да, оно поддерживает Национальную галерею, «Смитсониан» — но в масштабе всей страны этого не происходит. И никогда такой практики не было. Мне кажется, что музей должен быть как публичная библиотека, которая исходит из того, что доступ к книгам должен быть у каждого.
Еще можно сравнить его со школой.
Доступ к искусству тоже должен быть у всех — я глубоко убеждена в этом. И в каком-то смысле это проект утопический — придумать, как это сделать и за счет чего — потому что я полагаю, что мы бы извлекли из этого множество неизвестных пока выгод. Когда-то вход в наш музей был бесплатным, но это было очень давно.
Когда?
В 1960-х годах. Тогда мы были очень бедным музеем, и к нам ходило совсем мало народу, потому что у нас не было денег на то, чтобы рассказать людям, что такой музей есть; не было денег на публикацию нашей коллекции, не было кондиционеров. У нас было очень и очень много проблем. Многие убеждены в том, что общество способно ценить только то, за что оно платит деньги. Я так, пожалуй, не думаю. Я думаю, что общество, например, ценит красивые виды природы. Конечно, в итоге оно за них платит — оно платит за то, чтобы сохранить эту реку и эти горы, и изобретает разные способы, чтобы потреблять меньше энергии. То есть оно платит за то, чтобы что-то сохранить. А это уже плата другого рода. Не знаю, была ли у меня какая-то одна утопическая идея. Утопия — это то, что предложит тебе новый художник — или почувствует, или нарисует в своем воображении, а потом сможет все это осуществить. Я бы, скорее, говорила не о каком-то своем утопическом видении музея, а о той самой мечте, которая никогда меня не оставляет; она была изначально — и нужно было только дать этой искре вспыхнуть. Очень интересно, что именно Дюшан сказал, что произведение искусства заканчивает зритель. Я думаю, это было его глубоким убеждением, и он вкладывал в эти слова много смысла. Для меня речь здесь идет не о количестве — не просто о том, чтобы «соединить» наибольшее количество зрителей с наибольшим количеством произведений, — но о том, чтобы сделать эту связь между зрителем и произведением глубокой. Это и правда мечта, это утопия. Как это сделать? Мы все задумываемся об этом, и в этом отношении прекрасные возможности открывает нам, в частности, Интернет, который может сыграть в решении этой задачи очень важную роль.
