Форма констебля, производившего задержание, была заляпана яичным желтком, со шлема капала грязно-зеленая краска. Судя по разъяренному виду полицейского, шутить с ним не следовало. На этот раз у Джералдин не было никаких шансов вырваться и убежать. Когда второй констебль, появившийся вслед за первым, сгреб в охапку Артемис и защелкнул на ней наручники, Джералдин поняла, что скорее всего им обеим предстоит предстать перед судом. Но это ее не волновало. Джералдин могла думать только о Кики.
Дверцы санитарной машины были все еще открыты, и за несколько кратких секунд до того, как их с Артемис погнали прочь со скрученными за спиной руками, Джералдин успела заметить, как сквозь ткань джинсов Кики просачивается кровь. Темная, почти черная. Внезапная догадка так глубоко потрясла Джералдин, что на мгновение у нее перехватило дыхание.
Что бы ни случилось дальше, в одном Джералдин была совершенно уверена: теперь ей ни к чему разговаривать с матерью насчет Кики.
Аборт ей уже не нужен.
Глава 8
Примми одевалась медленно. Сначала натянула серую юбку, потом белоснежную блузку с коротким рукавом. Набрасывая на плечи форменный блейзер, Примми задумалась, наденут ли форму Артемис, Кики и Джералдин в свой последний день в школе. Если и наденут, то уж точно не станут испытывать при этом никакой ностальгии по прошлому, не то что она.
— Эй, Примми, пошевеливайся! — прикрикнула мама с нижнего этажа. — Того и гляди опоздаешь!
— Иду, мам! — крикнула Примми в ответ, в последний раз глядя на себя в школьной форме.
Конечно, она была единственной из всей четверки, кто хотя бы отдаленно походил на школьницу. Что же до Артемис, Кики и Джералдин, то они уже давно казались слишком взрослыми для школьной формы. Артемис — потому что никакая школьная форма в мире не могла бы скрыть ее роскошные формы. Кики — из-за насмешливых золотисто-зеленых глаз, в которых угадывалась пугающая искушенность женщины. А Джералдин… Примми задумалась, почему, глядя на Джералдин, ни за что не поверишь, будто она школьница. Пожалуй, Джералдин выглядит слишком уверенной в себе.
Если бы не эта спокойная уверенность, исходящая от нее, родители Примми вряд ли так легко отпустили бы дочь пожить в Кенсингтоне, в шикарной квартире с двумя спальнями, которую мистер Лоудер предоставил в распоряжение Артемис.
Примми поспешно сбежала вниз по лестнице, размышляя о том, как прошли эти последние школьные месяцы. Сама Примми вполне могла бы назвать их удачными, а вот ее подругам пришлось нелегко.
Для Артемис все сложилось не так уж плохо. Ей не понадобилось сражаться с отцом — мистеру Лоудеру университетское образование всегда казалось лишним. Уже по предварительным результатам выпускных экзаменов было ясно, что набранные Артемис баллы слишком низкие и ее не примет ни один университет в стране. То ли дело Кики! После трагических событий во время марша протеста на Гросвенор-сквер, когда регистратор в больнице Святого Фомы сообщил Саймону Лейну, что у его дочери был выкидыш, отец Кики стал совсем другим человеком. Вместо того чтобы прийти в ярость, он принялся винить в случившемся себя, искренне переживая, что оказался плохим отцом. Боясь совершить подобную ошибку снова, мистер Лейн изо всех сил старался убедить Кики в необходимости продолжить образование и поступить в университет.
Но Кики была тверда как гранит и категорически отказалась подавать заявление.
— Я потеряла два года жизни, решив остаться в средней школе в угоду Саймону, — свирепо заявила она подругам. — Я согласилась на это только при условии, что, закончив школу, смогу жить как захочу. И я желаю стать рок-певицей, а не жалкой выпускницей колледжа, каких повсюду пруд пруди, по две штуки на грош.
Джералдин тоже упрямо стояла на своем, ни за что не соглашаясь продолжать образование.
— Я собираюсь замуж за кузена Френсиса, — сообщила она мисс Федерингли, когда та заговорила с Джералдин об университете. — Мы хотим путешествовать по миру. Объездив весь мир, мы поселимся в родовом имении Сидар-Корт.
По словам Джералдин, мисс Федерингли была возмущена таким нелепым и легкомысленным отношением к жизни. Но Джералдин и бровью не повела. Ей на это было решительно наплевать.
— По крайней мере тобой, Примми, мисс Ф. уж точно будет довольна, — рассмеялась она. — Дарем — первоклассный университет. Почти такой же престижный, как Оксфорд.
Мисс Федерингли действительно осталась довольна своей ученицей.
— Учитывая финансовое положение вашей семьи, мне кажется, ты приняла разумное решение. Тебе действительно лучше пропустить год и подкопить денег. В Дареме тебе предстоят кое-какие траты, — согласилась она, когда Примми призналась ей, что, получив приглашение от университета, решила приступить к занятиям лишь с сентября 1970 года, а до тех пор — поработать в ведущем рекламном агентстве. Само собой, она благоразумно промолчала о том, что намеревается делить квартиру с Артемис, Джералдин и Кики.
— Поторопись-ка, дорогуша, — проворчала мама, когда Примми появилась на кухне. — Ты ведь никогда раньше не опаздывала в школу и, верно, не захочешь оплошать сегодня, в свой самый последний денек, а? — Миссис Сертиз торопливо сунула дочери в руки намазанный маслом тост. — А что будет на этом вашем утрешнем собрании в последний день? — поинтересовалась мама, обхватив обеими руками кружку с дымящимся чаем. — Что-то важное?
— Наверное. Я знаю только, что мисс Федерингли просила Кики спеть.
— Спеть в школе? — Мама удивленно округлила глаза. — Неужто одну из этих рок-песен, а, Примми?
Примми впилась зубами в тост.
— Нет. Вообще-то она собиралась, но, кажется, нам удалось ее отговорить.
«Ты не будешь петь песню Дженис Джоплин[17], — решительно возразила Джералдин, когда Кики заявила, что намеревается это сделать. — Там будет все руководство школы, все учителя. Может, я и не в восторге от мисс Ф., но даже мне не хочется, чтобы она остолбенела от ужаса. А кроме того, как ты собираешься петь тяжелый рок одна, без гитары и ударника? Что бы ты ни пела, тебе потребуется аккомпанемент, а у тебя всего лишь одна пара рук».
Должно быть, этот аргумент оказался самым убедительным.
— Да ладно, что бы ни спела дорогуша Кики, я уверена, это будет то, что надо, в самый раз, — добродушно добавила мама, прерывая размышления Примми. — А теперь давай-ка пошевеливайся, дочка, а не то пропустишь этот чертов поезд!
— Не могу поверить, что больше никогда не придется таскаться сюда, что я в последний раз вхожу в двери школы, — призналась Джералдин, когда они с Примми рука об руку шагали в привычной шумной толчее вверх по лестнице к дверям Бикли. — Еще несколько часов, и мы наконец станем свободными.
— Я буду скучать по Бикли. Здесь я была счастлива. С самого первого дня.
— Ты была бы счастлива везде, — сухо возразила Джералдин. — Ты обладаешь совершенно неприличной способностью быть счастливой. Чего никак не скажешь об Артемис, — хмуро добавила она при входе в раздевалку, кивая в сторону расстроенной и глубоко несчастной Артемис.
— Ты говорила, что в последний день никто не наденет школьную форму, Джералдин, и что же я вижу? Ты сама в форме! — обиженно воскликнула Артемис.
Обвинение было не вполне справедливым: Джералдин не надела блейзер — обязательное дополнение к юбке и блузке. К тому же юбка Джералдин никак не отвечала стандартам Бикли. Вместо скромной форменной юбки на ней была прямая узкая юбчонка, едва доходящая до колен, и длинные
