жеребячьи ноги Джералдин казались еще длиннее. Две небрежно расстегнутые верхние пуговицы блузки открывали шею, школьного галстука не было и в помине, а блестящие волосы цвета воронова крыла оказались скручены в замысловатый узел на затылке.
— Я сказала, что не удивлюсь, если никто не наденет форму, — мягко поправила Джералдин.
— Вот я и не надела! А ты в форме, и Примми тоже, и все остальные наверняка в форме, я знаю!
Примми с опаской оглядела длинное, до щиколоток, платье Артемис. Пестрое, лоскутное, оно казалось слишком вычурным, и, конечно же, его никак нельзя было назвать подходящей одеждой для последнего школьного дня. Хотя цвета лоскутков — малиновый, черничный, темно-фиолетовый и пурпурно-красный, — выдержанные в одной гамме, не слишком бросались в глаза.
— Твое платье будет хорошо смотреться со школьным блейзером.
— Но я ведь не взяла с собой блейзер!
— Так возьми мой. — Примми распахнула дверцу шкафчика и достала блейзер, зная, что ей никогда больше не представится случай его надеть.
Артемис с благодарностью взяла.
— А Кики говорила вам, какую песню собирается сегодня петь? — поинтересовалась она, с тревогой думая о том, что, несмотря на блейзер, будет непременно выделяться на общем фоне, словно нарыв на пальце.
— Нет. — Примми обвела глазами переполненную раздевалку, ища в толпе приметную, огненно- рыжую головку Кики. — А тебе?
— Мне она сказала, что, поскольку тяжелый рок отпадает, а на сцене не будет розетки, чтобы подключить электрогитару, ей придется играть на обычной. Кики выбрала какую-то французскую песню Джейн Биркин. Я ее не слышала, но, по-моему, Кики сделала странный выбор: французская песня в последний школьный день…
Внезапно Джералдин застыла на месте, словно приросла к полу.
— Господь всемогущий! — с чувством воскликнула она, заметно побледнев. — Надеюсь, не «Je t'aime, moi non plus»[18]?
— Кажется, да. Во всяком случае, что-то похожее. Это что-то невероятно сентиментальное?
— Скорее что-то невероятно сексуальное! Это даже не песня, а непристойный телефонный разговор, прерываемый хриплыми вздохами. Джейн Биркин исполняет эту жуть на пару с Сержем Гейнсбуром. Интересно, с кем собирается петь Кики? Со школьным садовником?
Примми бессильно застонала. Кики вполне могла спеть подобную песню перед всей школой — ей, наверное, такая выходка казалась чертовски забавной.
— Может, она просто хотела меня подразнить? — с надеждой предположила Артемис.
Подруги выбрали пустой ряд в конце зала и заняли места.
Кики в своем отвратительном желтом платье в полоску сидела на возвышении, слева от школьного начальства, и с безмятежным видом разглядывала море лиц в зале. Примми заметила прислоненную к стулу гитару. Встретившись глазами с Примми, Кики лукаво подмигнула. «Иерусали-им, — затянул хор голосов. — Иерусали-им». На глазах у Примми выступили слезы. В последний раз день начинается с пения гимна. В последний раз стоит она между Джералдин и Артемис, глядя на «Анжелюса» Милле и божественную «Офелию» Миллеса.
Когда прозвучали последние строфы «Иерусалима», а мисс Федерингли решительно выступила вперед, собираясь начать чтение молитвы «Отче наш», Примми с грустью взглянула на маленький букет в руке Офелии. Она помнила тайное значение каждого цветка. Мак означает смерть. Маргаритка — невинность. Роза — цветок юности. Фиалка — символ верности, а анютины глазки — знак несчастной любви.
«Такие маленькие букетики полевых цветов раньше называли 'тусси-мусси'», — сказала как-то Ева, мама Кики, когда Примми восхитилась картиной Миллеса.
Примми показалось, что чьи-то ледяные пальцы сжимают ей сердце. Она успела привязаться к родителям Кики, и теперь при мысли о том, что больше не сможет оставаться в Петтс-Вуде как прежде, ее охватывала безысходная тоска.
— Наверняка они чувствуют то же самое по отношению к тебе, — сказала Джералдин, когда Примми призналась ей, что будет скучать по Петтс-Вуду. — Хотя теперь миссис Лейн сама может отвечать на звонки пациентов. Она ведь не пьет с тех пор, как вернулась из клиники, правда?
— Да, — подтвердила Примми. — Она теперь всегда совершенно трезвая. — Когда один из школьных попечителей поднялся, чтобы произнести речь, Примми уже не в первый раз задумалась о том, что, несмотря на трезвость миссис Лейн, отчуждение между родителями Кики не исчезло. Пожалуй, по- настоящему изменилось только одно — Ева Лейн больше не была одинока. Она подружилась с женщиной, бывшей пациенткой доктора Лейна, и теперь они проводили почти все время вместе, посещая выставки и концерты.
— А сейчас, — раздался звучный, хрустальный голос мисс Федерингли, — одна из выпускниц нынешнего года, Кики Лейн, споет для нас.
Артемис прерывисто вздохнула, с волнением глядя на сцену.
Джералдин зашептала слова молитвы, что не так часто с ней случалось.
Примми почувствовала, как ледяная рука сдавила сердце еще сильнее.
Кики вышла на середину сцены, взяла в руки гитару и легко перекинула через плечо ремень.
В школьной форме и без привычного снаряжения рок-певицы Кики ничем не напоминала тот сценический образ, который так тщательно для себя создавала. Сейчас она выглядела неправдоподобно юной.
Кики тронула одну струну, посмотрела прямо на Примми и ухмыльнулась.
— Не делай этого, Кики, — шепотом взмолилась Примми. — Пожалуйста, не надо!
Глубоким, хрипловатым контральто Кики начала петь старинную английскую народную песню «Зеленые рукава»[19]. Идеальный выбор. Эта песня и через миллион лет не смогла бы никого оскорбить.
Примми облегченно перевела дыхание и радостно улыбнулась Кики, предвкушая несомненный триумф. Певица была в ударе.
Три дня спустя все четверо сидели в глубине сада в Петтс-Вуде. День выдался безоблачный, и далеко вдали, тронутые легким туманом, виднелись леса Уилда. Гораздо ближе, на граничившей с садом площадке для гольфа, расхаживала кучка игроков и время от времени раздавался слабый звук удара клюшкой по мячу.
— Так вы собираетесь отпраздновать свою помолвку в Сидар-Корте, а не в Коннауте[20]?
Вопрос задала Артемис, и Примми, лежа ничком на шерстяном одеяле, вспыхнула от удовольствия. Артемис готова была обсуждать предстоящую помолвку Джералдин с той же страстью, что и будущая невеста.
— Угу, — лениво подтвердила Джералдин, тихонько покачиваясь в гамаке. — Мы с Френсисом всегда хотели объявить о помолвке в Сидар-Корте. Это дядя Пирс настаивал на Коннауте.
— Дядя Пирс оплачивает все расходы, а вы решили поступить по-своему?
На этот раз реплику бросила Кики. Примми перевернулась на спину и прикрыла глаза рукой, защищаясь от слепящих солнечных лучей. День был жарким. Очень жарким. Над пышными зарослями лаванды, посаженными матерью Кики среди «бурбонов» и дамасских роз, роились пчелы, а воздух был напоен пьянящим цветочным ароматом, густым как дым.
— Ну разумеется, — пожала плечами Джералдин. — Дядя Пирс уцепился за эту идею с Коннаутом только потому, что не мог вынести даже мысли о том, как сотни гостей станут вытаптывать лужайки Сидар-Корта.
— Так где же пройдет главная часть торжества? В парке? — подала голос Артемис, уютно устроившаяся в шезлонге.
— А где будет площадка для танцев? И как насчет сцены и звукового оборудования? — деловито
