указывали на эдвардианский период. Три девушки сидели на широких садовых качелях: две обнимали друг дружку за талию, а третья, держась за веревку качелей, склонила голову на руку. Четвертая девушка, глядя на подруг, стояла рядом с качелями. Ее тонкую талию украшал бледно-голубой поясок. В опущенной руке она держала соломенную шляпу с широкими полями.
При виде таблички с надписью у Примми мучительно сжалось горло: картина называлась «Летние воспоминания».
К своему стыду, Примми почувствовала, как к глазам подступили слезы. Конечно, она, Кики, Артемис и Джералдин, наслаждаясь лучами солнца в саду Петтс-Вуда, никогда не выглядели такими надменно- томными, как на картине, и все же это были они. В двух обнимающихся подругах на качелях Примми угадала Кики и Артемис: медно-каштановая, как на полотнах Тициана, головка тесно прижалась к золотоволосой. Девушка со строгими темными глазами, задумчиво склонившаяся к веревке качелей, напоминала Джералдин. А в самой юной из подруг, стоявшей немного в стороне, в девушке с голубым пояском, Примми узнала себя.
В глазах по-прежнему стояли слезы, и она смущенно заморгала, заметив вдруг, что по узкому тротуару мимо нее движутся люди. Картина потрясла ее, вызвала отчаянное, почти нестерпимое желание обладать ею. На картине не было ценника, и Примми легко могла себе представить почему.
Понимая, что стоимость картины намного превосходит скромные возможности ее кошелька, Примми не стала заходить в галерею и спрашивать цену. Вместо этого она заглянула в магазин одежды на противоположной стороне улицы и купила себе пару практичных и недорогих веллингтонов.
Всю дорогу домой Примми неотступно преследовали мысли о картине. Существовали ли в действительности молодые женщины, наслаждавшиеся теплом летнего дня в залитом солнцем саду, и если да, то что с ними случилось? Разлучило ли их время, так же как разлучило оно Примми, Кики, Артемис и Джералдин?
Разложив по местам одежду и книги и с радостью убедившись, что электричество уже включили, Примми призналась, что не в состоянии не думать о прошлом. А когда сразу после трех зазвонил телефон и мужской голос в трубке произнес: «Я просто хочу удостовериться, что телефонная связь восстановлена, миссис Дав», — она уже твердо знала, что собирается делать.
Примми нашла применение одному из прощальных подарков, полученных ею перед отъездом из Лондона. Речь шла о портативном компьютере — подарке Джоша, купленном по дешевке у приятеля. Чувствуя непривычную пустоту в желудке, Примми осторожно достала компьютер из пенопластовой упаковки, в которой он перенес путешествие в Корнуолл, и, поставив перед собой кружку со свежезаваренным чаем, принялась заполнять страничку регистрации на веб-сайте «Друзья снова вместе».
Трудности начались, когда Примми дошла до пункта, где требовалось указать краткие сведения о себе. Что, скажите на милость, могла бы она написать о своей жизни интересного для Джералдин, Кики или Артемис? Что овдовела после двадцати лет супружеской жизни? Что у нее четверо детей и дом в Корнуолле? Звучит не слишком интригующе.
Примми сжала в ладонях кружку с чаем, подумав, как мало ей известно о жизни подруг. Как сложились их судьбы за долгие годы разлуки? Проще всего было следить за жизнью Кики. Иногда Примми читала о ней в журналах Люси. Какое-то время фотографии Джералдин тоже довольно часто мелькали на страницах газет, в основном в колонках светской хроники, но не потому, что Джералдин имела какое-то отношение к индустрии развлечений. Просто она постоянно находилась в окружении известных бизнесменов и влиятельных аристократов, чьи имена были у всех на слуху. Вышла ли она в конце концов замуж за одного из этих в высшей степени подходящих кандидатов в мужья, Примми не знала, но одно могла сказать с уверенностью — жизнь Джералдин ничем не напоминала ее собственную, бесцветную и однообразную, но счастливую жизнь в Ротерхите. А как насчет Артемис?
У Примми сдавило горло. Невозможно вспоминать об Артемис и не думать о Дестини. Особенно сейчас, после того мгновения в церкви, когда внезапные воспоминания заставили ее пережить приступ мучительной боли.
Артемис удачно вышла замуж. Когда Примми в последний раз слышала о ней, помимо дома в Котсуолде у Артемис было еще два — в Лондоне и в Испании, двое сыновей в Итоне и муж, принадлежавший к тому же кругу честолюбивых дельцов, что и высокопоставленные приятели Джералдин. Еще будучи девчонкой и учась в средней школе Бикли, Артемис проявляла повышенное внимание к происхождению и социальному статусу своих знакомых. Так чего ради станет она интересоваться Примми после стольких лет? А если вспомнить все, что произошло между четырьмя подругами, трудно представить себе причину, по которой Кики, Джералдин или Артемис захотелось бы связаться с Примми или друг с другом.
Чай давно остыл, и Примми, морщась от головной боли, поставила кружку на стол. Зная, что единственное лекарство от мигрени — свежий воздух, она накинула плащ и шагнула за дверь. Дневной свет померк, уступив место сумеркам. Это застало Примми врасплох. Не желая сдаваться, она плотнее запахнула плащ и медленно направилась вниз по дорожке, к уединенной церкви на берегу.
Запертая церквушка оказалась даже меньше, чем церковь Святого Георгия. По-видимому, она была действующей — во всяком случае, на крыльце висело расписание служб на последнюю неделю мая.
За церковью мыс круто обрывался, нависая над узким серпом песка и гальки у самой воды. Вниз вела едва заметная тропинка, и Примми храбро зашагала по ней, не заботясь о том, что уже смеркается, а вскоре станет совсем темно. Она слишком глубоко погрузилась в воспоминания о прошлом, чтобы задуматься о настоящем. Каждый шаг к морю уносил ее все дальше от действительности. Вот промелькнули и унеслись девяностые годы. Восьмидесятые. Семидесятые.
Наконец, ступив на мокрую от водяных брызг гальку, она остановилась и замерла, засунув руки в карманы, подставляя лицо ночному ветру.
Шестидесятые.
Тогда-то все и началось. Тогда их четверых связывали такие прочные узы, что, казалось, никакая сила не сможет разрушить эту дружбу.
Примми окинула взглядом блестящую поверхность моря, уже начавшую чернеть у горизонта, и с необыкновенной ясностью вспомнила 14 сентября 1962 года.
Начало.
Глава 4
— Скорей, Примми! Тебе сегодня никак нельзя опаздывать!
Примми стояла перед зеркалом, поправляя узел школьного галстука. Сначала она немного затянула его, потом расслабила. Ну и где же должен быть узел? Пожалуй, лучше приподнять его чуть-чуть повыше. Да, так гораздо лучше, хотя теперь проклятый галстук мешает дышать.
— Примми!
— Иду, мама! — Она поспешно натянула красновато-коричневый форменный блейзер и схватила с кровати новенькую блестящую сумку.
— Ох, Примми! — восхищенно воскликнула мама, глядя, как дочь торопливо сбегает вниз по лестнице. — Дорогая, какая ж ты у меня умница. Как же я тобой горжусь. Прям слов нет. Отсюдова никто еще не поступал в Бикли. Никто.
— Да, но я попала туда просто потому, что мистер Мосс предложил мне попробовать побороться за стипендию. — Примми отчаянно пыталась справиться с волнением, но голос по-прежнему предательски дрожал. Хоть бы мама поскорее закончила этот разговор. Примми и так не находила себе места от тревоги — она никого не знает в Бикли. На прошлой неделе в местные средние школы практического или классического обучения перешли все подруги Примми, но им было куда проще — ведь они шли в новую школу вместе, большой дружной ватагой.
