хотел снова тонуть вместе со всей командой корабля или сойтись в сече с его величеством Торном. Совершенно не хотел бы.
Его спутница понимающе кивнула.
— А чего бы вы хотели?
Коляска остановилась возле монумента Духу Победы — крылатая женщина на постаменте попирала ногами вражеское оружие и знамена, вскидывая в небеса руку, держащую меч. Кембери подумал, что пора действовать более решительно.
— Сейчас я бы хотел попросить вас о встрече завтра вечером. Не отказывайте сразу! — воскликнул он, видя, что женщина готова отвергнуть его просьбу. — Я не сделаю ничего, что могло бы составить вам компрометацию в глазах общества или вашего супруга.
Инна опустила глаза.
— Я вдова, — ответила она еле слышно. — Мой муж погиб полгода назад.
Похоже, то, что Кембери принял за смущение, на самом деле было одним из проявлений скорби.
— Я не желал причинить вам лишнюю боль.
Инна кивнула и открыла дверцу коляски. Кембери подумал, что до дворца она доберется без приключений — вон, охранцы расхаживают и до беды не дойдет. Посол сошел на брусчатку первым и подал даме руку. Инна спустилась вниз и поправила разорванный воротник.
— Еще раз искренне благодарю вас за спасение, господин посол, — промолвила Инна. — Я действительно очень признательна.
— Это наименьшее, что положено сделать джентльмену в подобной ситуации, — ответил Кембери, не выпуская ее руки. Рука была изящная и очень мягкая, словно Инна никогда и никакой работой не занималась. — Конечно, я излишне настойчив, но, тем не менее, повторю свое предложение.
— Хорошо, — кивнула Инна. — Завтра я буду ждать вас.
— На этом же месте, — произнес Кембери, поднося руку Инны к губам. — После первой вечерней молитвы к Заступнику. Я буду ждать вас, моя госпожа.
Инна кивнула, и на ее щеках снова проступил румянец. Кембери мысленно одернул себя: ничего личного. Только работа, не больше.
Когда женщина обошла памятник, и побрела по аллее Героев ко дворцу, Кембери задиристо улыбнулся и забрался обратно в коляску. Что ж, пожалуй, все, что ни делается, делается к лучшему. Пусть к выяснению истины он не продвинулся ни на шаг (да еще ведь надо что-то делать с трупом того аальхарнского выродка) — зато удалось несколько войти в доверие к загадочной Инне. Значит, вдова; Кембери неплохо знал людей, чтобы понять, что женщина не обманывает и очень тяжело переживает уход мужа. Ну и Царь Небесный с ним — завтра они продолжат общение, и Кембери сумеет выведать информацию и о ней самой, и о таинственном враче императора. А пока не будем делать выводов и поедем домой.
— Благородный господин, — окликнули его.
Кембери увидел, что возле коляски топчется парнишка с пачкой самодельных плакатиков.
— Чего тебе?
— Взгляните, мой господин, — парнишка протянул послу один из листков. — Вы видели эту девушку?
На листке была изображена рыжеволосая девушка с грустными серо-зелеными глазами. «Марита Стерх. Ушла из дома и не вернулась», — прочел он. Стерх, Стерх — знакомая фамилия. Посол едва не хлопнул себя по лбу: так это же та девушка, которая, по словам Ясимин, покушалась на Торна. Плевалась отравленными стрелами.
— Нет, — ответил Кембери и вернул листок парнишке. — Совершенно точно, я ее не видел. Удачи тебе в поисках.
Он прекрасно знал, что рыжую Мариту не найдут живой.
Так, собственно, и вышло.
Утром один из гондольеров, выплывая на Шашунку в своем водном такси, заметил в воде нечто, что при более тщательном рассмотрении оказалось телом молодой рыжеволосой девушки. Гондольер немедля просигналил охранцам на берегу о происшествии, и вскоре тело уже достали на набережную, а прибывший лейтенант Крич, помятый и хмурый после вчерашнего, угрюмо принялся изучать неприятную находку. По возрасту и сроку службы Кричу давно уже полагалось носить капитанские лычки, но начальство с повышением не спешило, кидая вечного лейтенанта на те направления, расследование которых было заведомо дохлым номером. Например, исчезновения рыжеволосых девушек в столице. Раз в три месяца из реки извлекали очередной искромсанный труп, регулярно, как по часам, хоть к гадалке не ходи. Вот и еще одна. Крич присел на корточки рядом с трупом и провел беглый осмотр: убита одним ударом в сердце, по всей видимости, вчера около восьми часов вечера. Карманы пусты, кольца с пальцев сняты. Крич тяжко вздохнул и выпрямился, дав отмашку охранцам загружать тело в фургон и вести в морг.
— Наш?
Его коллега Пазум, тоже лейтенант, но подающий большие надежды, неслышно подошел сзади. Крич пожал плечами и вынул из кармана трубку.
— Не думаю. Скорее всего, это убийство с целью ограбления. А наш цацки оставляет.
— Ты думаешь, у нее были цацки?
— Конечно. На пальцах полоски от колец — носила, не снимая.
Пазум состроил гримасу, которую можно было толковать как желание сбросить ношу с плеч как можно скорее.
— Ну тогда так и оформим. Личность определим по заявлениям о пропаже. А цацки наверняка уже в ломбардах звенят.
— Будем искать, — подытожил Крич и, на прощание пожав коллеге руку, пошел в сторону Халенской слободы. Надо было составить рапорт, но ведь это можно сделать и за кружкой пенного.
Уже после, сидя в кабаке, Крич вдруг понял, что утренняя головоломка в его голове составляется в цельную картину. Это было не убийство с целью ограбления. Даже далеко нет. Крич вспомнил, что дыра на платье располагалась немного ниже раны под левой грудью, и крови на самом платье было совсем немного. Сначала девушку раздели, надругались над ней, а потом ударили ножом. Затем на нее натянули одежду, в которой торопливо сделали дыру, сняли кольца с пальцев — и отправили в реку. Искать драгоценности в ломбардах и у скупщиков бессмысленно — убийца не испытывает нужды в деньгах, а колечки наверняка хранит в качестве сувениров. Да и есть ли смысл искать этого мерзавца вообще? Крич основательно приложился к своей кружке и ответил себе: нет, смысла в этом ни на грош. А вот если определить личность убитой, а затем подставить под это дело кого-нибудь из тех, кому и так уже светит долгий отдых за решеткой — вот в этом смысл несомненно имелся. Тогда и капитанские лычки наконец-то появятся.
Сказано — сделано. Безутешные родные опознали Мариту Стерх, а уже к вечеру Крич собственноручно совершил задержание подозреваемого в убийстве, который после трехчасовой беседы с пристрастием дал признательные показания. Столичные газеты подробно осветили это дело, представив фигуру лейтенанта в самом выгодном виде, и начальство, скрипя зубами, написало-таки рапорт на высочайшее имя о повышении Крича до звания капитана.
И пока никто не знал, что в столице был человек, который не поверил официальному объявлению об окончании расследования.
Хела Струк происходила из древнего и благородного рода Струков, который впервые упоминался в летописях еще при языческих императорах: тогда первый Струк изрядно отличился в Битве Восьми Государей и получил княжеское звание на вечные времена. Выше князей по достоинству была только императорская фамилия, и если бы прадедушка Хелы, отчаянный гуляка и пьяница, не спустил в игорных домах Гиршема половину родовых капиталов, то Струки никому не уступали бы и в богатстве. И пускай жилось им как не в старые времена, когда Будан Струк мог в озорстве растопить деньгами камин для своей любовницы, семья Хелы по-прежнему считалась состоятельной. Хелу и ее брата воспитывали лучшие учителя и наставники, дети не знали отказа ни в игрушках, ни в сладостях, и жизнь казалась Хеле дорогой сказочного королевства, усеянной бриллиантами из дедовских сундуков. О том, что состояние ее семейства во многом зависит от сотен крепостных, которые трудятся на неурожайных загорских полях с утра до ночи и даже серого горького хлеба едят не досыта, Хела не задумывалась и вместе со всем семейством хохотала
