— Вроде у Мавроди. Продолжаю: если посмотреть в мощный телескоп, видно несколько точек вокруг правой звезды. Это планеты. Самая яркая называется Джи. Это моя родина. Понял?
— Понял.
— А теперь объясни, куда я-то попал? Когда наши прилетали сюда в последний раз, никаких «разумников» не видели. Бродили какие-то гамадрилы. Была, правда, в Африке выездная генетическая лаборатория этих засранцев с Андуара. Но мы с ними не разговариваем…
— Видите ли, эволюция за время вашего отсутствия значительно продвинулась… — с внутренней гордостью сообщил писодей.
— Вы еще верите в эволюцию? Наивные!
— Откуда же тогда берутся новые формы? Человек, например… — удивился Кокотов.
— Выдумываются.
— Кем?
— Старыми формами.
— А старые формы?
— Восстанавливаются.
— Кем?
— Новыми формами.
— Да? Странно… А вот скажите, я слышал, что разум есть не что иное, как смертоносный вирус вроде СПИДа, которым одна галактика в момент астрального соития заражает другую.
— Возможно. Не знаю, — подумав, ответил «богомол». — Половая жизнь Вселенной еще плохо изучена. А тут у вас не бордель?
— Почему бордель?
— Ну, вопросы интересные задаете. Голых женщин ищете.
— Нет, тут «Ипокренино», — с достоинством объяснил Кокотов. — Дом ветеранов культуры.
— Даже так? В самом деле, продвинулись… И кто же здесь живет?
— Поэты, актеры, художники, архитекторы, композиторы, чекисты…
— Не может быть! Ты тоже ветеран?
— Нет. Я писатель и сюда приехал сочинять сценарий с режиссером Жарыниным.
— Надо же! — От восторга пришелец сложил лапки и молитвенно прижал к груди. — Знаешь, я тоже в юности мечтал стать режиссером. Но пробиться совершенно невозможно…
— Почему?
— По кочану! Страшная, чудовищная семейственность. Мафия!
— И у нас тоже! — обрадовался такому межгалактическому совпадению писодей. — Михалковы, Кончаловские, Германы, Тодоровские, Чухраи, Бондарчуки, Лунгины… Отцы, сыновья, внуки. Страшное дело!
— Как?! Всего-навсего три поколения?! И вы еще жалуетесь! — вскрикнул «богомол», от удивления затрепетав прозрачными узорчатыми крыльями. — Счастливцы! У вас какой витальный лимит?
— Простите?
— Живете сколько?
— Лет семьдесят, если повезет… — вздохнул Андрей Львович.
— А мы — тысячу лет! Вообрази, двадцать поколений одной семейки колготятся одновременно. И все — режиссеры! Не пробиться! Никаких шансов. Кто меня поддержит, я ведь не голубой. Я, как видишь, зеленый и предпочитаю самок. В результате пришлось в космосе челночить. У нас астронавтика — профессия неудачников. Семью-то надо кормить! Вот и летаю туда-сюда, мусор всякий собираю. А ты почему такой грустный? Сценарий не получается?
— Нет, вроде с третьего раза получился.
— Жарынин гнобит?
— В известной мере. Но не это главное…
— Ясно. С дамами проблемы?
— Нет, все в порядке. У меня в настоящее время две женщины, — печально похвастался автор «Беса наготы». — Даже три.
— Не может быть!
— Да: Нинка и Наталья Павловна. Была еще Валентина. Но это так… для разминки…
— Для разминки? С ума сойти! — заломил лапки «богомол». — У нас, понимаешь, на планете дамократия. Им все можно — нам ничего нельзя.
— Почему?
— Потому что мы, самцы, можем один раз в год, а самки — всегда. Поэтому они всем недовольны. Слова им поперек не скажи! Сразу начинается: «Трахнуть раз в год любой дурак может, а ты попробуй хоть одну оотеку отложить — узнаешь, что такое материнство!»
— Что отложить? — не уловил Кокотов.
— Оотека — это капсула с яйцами. А про то, чтобы для разминки, и не мечтай! Один раз налево посмотрел — строгое предупреждение. Если второй раз застукала, приставит яйцеклад вот сюда, — несчастный самец показал на свою тонкую шейку. — Это последнее предупреждение. Ну, а если попадешься в третий раз, просто откусит по закону голову…
— Как по закону?! — воскликнул Андрей Львович.
— Вот так! — «богомол» грозно щелкнул хитиновыми сочленениями, словно резаком. — И конец!
— А у вас случайно после спаривания самцов не съедают?
— Ну, ты сказал! Это ж когда было! Раньше, конечно, съедали. Ведь мы-то можем один раз в год, а они, сучки, постоянно! В прежние времена так и было: сожрет, гадина, и берет себе нового мужа. Но с развитием гражданского общества съедать полового партнера строго запретили. Вот они теперь и бесятся: посмотреть ни на кого нельзя… Но ты мне так и не ответил, почему грустишь?
— У нас хотят отобрать «Ипокренино»…
— Кто?
— Ибрагимбыков.
— Режиссер?
— Нет, бандит.
— Это одно и то же. Так в чем же дело? Возьмите у него анализ мочи и откусите голову. По закону.
— Мочи? По закону?
— Ну конечно! У нас на планете Джи полный социальный мир и правовая тишь. А почему? Да потому, что каждый гражданин раз в месяц обязан сдавать анализы, и если в моче находят трипельфосфаты зла, то назначают испытательный срок. Если повторная проверка дает такой же результат — виновнику просто откусывают голову. Вот так! — он снова щелкнул хитиновым бедром о шипастую голень.
— А откуда берутся трипельфосфаты зла? — поинтересовался писодей.
— Сначала дурные мысли — потом нарушение обмена веществ. Зло ведь материально, зло — это дурная биохимия. У нас не только нельзя кому-то навредить, у нас невозможно даже подумать про это — сразу без головы останешься! Но ты такой грустный не из-за Ибрагимбыкова. Нет. Ты заболел?
— Заболел, — понурился Кокотов.
Слеза безысходности, искрясь, сорвалась с его ресниц. «Богомол» ловко поймал ее кривым ногтем, полюбовался, точно драгоценным камешком, слизнул длинным чешуйчатым языком, пощелкал челюстями, помотал треугольной головой, повращал глазами и после недолгого молчания спросил:
— Онкология?
— Да, — еле слышно ответил писодей, борясь с отчаяньем.
— Третья стадия?
— Вторая…
— Третья. Но это ерунда! Нашел из-за чего расстраиваться. Где опухоль-то?
— Здесь, — Андрей Львович осторожно приложил палец сначала к носу, а потом к правому виску.
