еще сравнительно недавно занимало кладбище. И накануне закрытия монастыря в 1918 году стандартные три аршина, естественно, выкапывались относительно последнего культурного слоя, а не слоя, скажем, XVI века. В результате, если реставраторы и не добрались до самих костей, то приблизили захоронения максимально близко к поверхности. Нынешние Новоспасские причетники рассказывают, что, стоит только в монастыре теперь где-нибудь копнуть, хотя бы совсем неглубоко, непременно попадаются кости.
Спустя почти восемьдесят лет после того, как на кладбище Новоспасского монастыря хоронили в последний раз, здесь появилась новая могила. За апсидой Преображенского собора стоит черный гранитный крест, на котором написано: Архимандринт Иннокентий (Просвирнин Анатолий Иванович) 5.V.1940–12.VII.1994. Этот крупнейший историк церкви и знаток старославянской письменности и иконописи был архимандритом Иосифо-Волоцкого монастыря. Он основал при монастыре единственный в стране музей Библии, был одним из инициаторов создания Фонда славянской письменности и культуры, преподавал в Духовной семинарии и Академии. Кончина же его была мученической. Однажды на Иосифо- Волоцкий монастырь напали грабители и жестоко избили отца Иннокентия. Причем это были не иноземные захватчики, а как будто русские люди. После этого отец Иннокентий тяжело заболел. Он оставил Волоколамск, переселился в Москву, в Новоспасский монастырь, где вскоре и умер. Это пока что единственное достоверное захоронение во всем монастыре. Обозначенное к тому же памятным надгробием.
На территории монастыря в разных местах можно еще отыскать несколько камней. Например, справа от колокольни лежит большой черный камень с надписью: Болярин Василий Петрович Колычев и супруга его Дарья Алексеевна. Но как говорят монастырские причетники, все они давно уже стоят не на своих местах — или на чужих костях, или вообще не над какими. Когда-то их собрали со всего кладбища для нужд народного хозяйства, а потом некоторые из них, негодные, по всей видимости, побросали, где придется.
Да еще вдоль южной стены лежат в ряд десятка два невзрачных, с оббитыми углами, надгробий. На некоторых можно разобрать какие-то безвестные имена…
Тихая поэзия смерти
В 1946 году в столицу советского государства, переменившего вдруг богоборческую политику на вполне лояльное и даже покровительственное отношение к церкви, приехали «восточные» патриархи — предстоятели православных церквей-сестер. Официально приглашены они были русским святейшим патриархом Алексием. Но, понятно, не без согласия верховной государственной власти, не без отеческого благословения великого вождя и учителя.
В эти годы по личному указанию И. В. Сталина Русской Православной Церкви были переданы сотни храмов по всей стране. К визиту же в Москву «восточных» патриархов власть сделала церкви еще один ценный подарок — патриархии был возвращен древний Малый собор Донской иконы Божией Матери в Донском монастыре с погребенным в нем двадцать с лишним лет назад последним патриархом «досталинского» поставления — Тихоном (Белавиным).
Вскоре патриархи и другие архиереи съехались в Москву. В назначенный день они собрались в Донском монастыре и провели богослужение в заново отремонтированном, будто не знавшем запустения, Малом Донском соборе. Всем присутствующим было известно, что где-то под плитами покоится патриарх всея России. Но в каком именно месте он почивает, за давностью лет никто уже точно указать не мог.
Тем более этого никто не мог знать спустя еще полвека, когда потребовалось обрести честные мощи прославленного в лике святых патриарха Тихона. В феврале 1992 года пол в Малом Донском соборе, в месте, где предположительно патриарх мог лежать, вскрыли, но… святого новомученика там не оказалось.
Донское кладбище, ставшее в XVIII — начале XX века самым престижном и дорогим местом захоронения в Москве, начиналось с могил людей совсем не знатных и совершенно безвестных: первыми упокоившимися здесь были ратники Бориса Годунова, принявшие смерть от злых крымчаков Казы-Гирея в 1591-м.
В тот год крымская орда двинулась изгоном на Москву. Из пограничья, из дальних застав богатырских, в столицу шли вести одна страшнее другой: адово воинство идет по Руси, и никому нет пощады — где проходят татары, остаются лишь кровь и пепел. А тут еще пришло известие, что в Угличе по наущению Годунова подручные его зарезали малолетнего наследника Димитрия Иоанновича. И москвичи совсем было решили, что вот они и наступили, последние времена.
Но энергичный боярин Борис Федорович собрал большую рать и смело выступил навстречу вражьей силе. Он с московскими полками встал верстах в двух южнее Калужских ворот. Это был единственный путь на Москву, не прикрытый надежною сторожей. На всех прочих южных дорогах в русскую столицу стояли могучие монастыри-крепости — Новодевичий, Даниловский, Симоновский.
Русские готовы были стоять насмерть. Но второй Куликовской в этот раз не вышло. Получилась скорее вторая Угра. Спугнув накануне лишь московские дозоры и опасливо потревожив царево войско небольшими конными отрядами, в решительное сражение Казы-Гирей вступать не осмелился, и 5 июля 1531 года он чуть свет бежал прочь от Москвы со всей своей ордой, побросав обозы.
Немногих погибших московских ратников с миром похоронили в русском стане, возле походной палатки-церкви. Царь Федор Иоаннович по случаю счастливого избавления своего царства от погибели побожился поставить на этом месте каменную церковь во имя Донской иконы Божией Матери. Эта икона была при войске князя Димитрия Иоанновича на Дону в 1380-м. И тогда русские одержали самую славную в своей истории победу. Не выдала и теперь Матушка Богородица своих верных молитвенников, — избавила Донская от нашествия басурман Русь.
Обет свой Федор Иоаннович исполнил истово: в то же лето был заложен, а через два года и освящен невеликий одноглавый храм. После того, как в 1698-м рядом с ним поднялся грандиозный собор, названный также во имя Донской иконы, то первый храм стали именовать Старым, или Малым, Донским, а второй — Новым, или Большим.
Одновременно со строительством Нового собора монастырь был обнесен квадратной в плане оградой, выполненной, как и собор, в стиле московского барокко — с многочисленными декоративными элементами, с белокаменными деталями. Длина стены Донского монастыря — вторая в Москве, после кремлевской. Причем, значительную часть этого немалого пространства, что окружает стана, занимает кладбище.
Любое упоминание Донского кладбища неизменно начинается с предуведомления, что, де, ему нет равных в Москве по обилию старинных надгробий и по их художественной ценности. То, что нет равных теперь, это понятно, — Донское — единственное сохранившееся в Москве монастырское кладбище. Но так писали о нем даже еще до революции, когда в каждом московском монастыре существовал некрополь.
На территории в два гектара здесь стоят многие сотни самых разнообразных надгробий — белокаменные и гранитные «саркофаги», плиты, обелиски, колонны, распятия, скульптуры, усыпальницы- часовни.
В начале XX века москвовед Юрий Шамурин так описывал кладбище: «Пойдите на старое кладбище Донского монастыря, особенно в наиболее запущенную южную часть; приглядитесь к полуразвалившимся, покрытым мхом и плесенью надгробным памятникам XVIII века и начала XIX — и от всей тихой, унылой
