Ваганьковское кладбище появилось за Пресненской заставой, как принято считать, в 1771 году. Хотя, к примеру, такой авторитетный источник как «Новый Энциклопедический словарь» Брокгауза и Эфрона сообщает, что Ваганьковское кладбище возникло в 1696 году. Но, скорее всего, то кладбище, о котором говорится в словаре, с нынешним не совпадало территориально. Это, вероятно, был погост села Новое Ваганьково при деревянной церкви Николая Чудотворца (1695). Несколько раз перестроенный в камне Никольский храм и теперь стоит в Нововаганьковском переулке на Пресне. А это от нынешнего Ваганьковского кладбища довольно далеко. И все-таки утверждать наверно, что до 1771-го здесь никого не хоронили, вряд ли возможно. Большинство современных так называемых «чумных» кладбищ, официально учрежденных в 1771 году, на самом деле являются наследниками более ранних сельских погостов.
Имя — Ваганьково — действительно знакомо всем москвичам. Больше того, топоним этот так же вошел в московский городской фольклор, как и некоторые другие столичные достопамятности, от которых получились, например, выражения «Коломенская верста», «Дороже Каменного моста», «Во всю Ивановскую» (речь по разным версиям идет о колокольне Ивана Великого, или об Ивановской площади в Кремле, или даже о самой России), «Едва родился, сейчас в Каменщики нарядился» (смолоду пошел по тюрьмам), «Вались народ от Яузских ворот» и прочие. Вот и выражение «Загреметь на Ваганьково» — точно такой же чисто московский фразеологизм, аналогичный другим известным эвфемистическим синонимам понятия «умереть» — «приказать долго жить», «отправиться к праотцам», «сыграть в ящик», «уехать в Могилевскую» и т. д.
Из старых московских кладбищ Ваганьковское самое большое. Площадь этой божьей нивы составляет 52 гектара. Предположительно всех ожидающих весны воскресенья там лежит порядка полумиллиона. А обозначенных захоронений, то есть с указанием имен погребенных, на Ваганькове насчитывается свыше ста тысяч.
Грунт, на котором расположено кладбище, в основном песчаный. Могильщикам это одновременно доставляет и преимущества, и неудобства. Копать песок, конечно, легче, чем землю или глину, — и то, только летом: зимой замерзший песок не колется, как глина, и его приходится буквально отщипывать по крошкам, — но песчаный грунт имеет очень неподходящее для могилы свойство быстро осыпаться. Поэтому на Ваганькове при нынешней норме могилы — метр семьдесят пять копать приходится от силы на полутораметровую глубину.
Пожалуй, самое существенное отличие прежнего Ваганькова от современного состоит в том, что во времена Дмитриева «тут безвестные люди, добрые люди сошлись», а теперь, напротив, кладбище стало местом упокоения преимущественно элиты, богемы, советской и постсоветской знати, всякого рода авторитетов.
Как ни удивительно, но в прежние времена даже купечества здесь было похоронено относительно немного для самого большого кладбища в Москве. Во всяком случае, таких захоронений здесь не гуще, чем на Пятницком или Даниловском, не говоря уже о старообрядческих кладбищах. Тем не менее, на Ваганьковском можно найти несколько известных купеческих фамилий. Первая от ворот налево дорожка ведет к большой часовне — склепу XIX века. Это усыпальница фабрикантов Прохоровых, владельцев известной Трехгорной мануфактуры. В советское время могилы капиталистов, понятно, в почете быть не могли. Усыпальница Прохоровых, та вообще едва сохранилась. Еще во второй половине 1990-х она практически лежала в руинах. Но недавно часовня была основательно отреставрирована. И теперь выглядит совершенно изумительно.
А в глубине кладбища находится участок, без преувеличения сказать, легендарных московских «типов», как раньше говорили, — булочников Филипповых, поставщиков двора Его Императорского Величества. В середине участка, среди надгробий многочисленных сродников, стоит большой черный обелиск — «часовня» с барельефным портретом «анфас» самого короля кренделей и саек. Написано на камне кратко: Иван Максимович Филиппов родился 20 июня 1824 г. скончался 22 мая 1878 г. Это он — Иван Максимович — вынужден был съесть сайку с тараканом, попавшуюся самому генерал-губернатору Закревскому, сказав, что, де, это изюминка-с. Так с тех пор в Москве сайки с изюмом и завелись.
Филипповских булочных было довольно много по всей столице. Некоторые из них работали даже еще в позднее советское время. И у москвичей считалось этаким родом престижа — жить где-нибудь поблизости от филипповской булочной и покупать там хлеб. К сожалению, сберечь эти действующие экспонаты московской старины столица не позаботилась. Филипповские булочные исчезали одна за другой всегда — ив образцовой коммунистической Москве, и в нынешней. Не так давно была закрыта едва ли не последняя филипповская булочная на Сретенке.
Вообще, это удивительно, как недолог век московских магазинов. Только обыватель привыкнет к какому-нибудь магазинчику рядом с домом, а уже глядь — тот закрылся или перепрофилировался: был продовольственный — стал комиссионный, была аптека — стала сберкасса. А потом компьютерный салон. А потом автозапчасти, книжный, мебельный, парикмахерская и т. д. Говорят, в Англии, где традиция почитается высшим законом, в какой-нибудь паб посетители ходят из поколения в поколение веками.
Но все-таки даже при этом московском непостоянстве есть в столице еще несколько магазинов, открывшихся до революции, которые с тех пор никогда не закрывались и не меняли своего адреса. И, как сто лет назад туда забегали гимназистки за ландрином, так же точно современные школьницы покупают там жевательные резинки.
