оружием глубокого прорыва, так что те легендарные германские танковые рейды сорокового и сорок первого годов безвозвратно ушли в прошлое, а вот русские похоже лишь входят во вкус. И одна надежда, что с ними удастся заключить мир, как впрочем и с вами, что-то эта проклятая война стала слишком дорого обходиться!
Что стало с ними дальше, не знаю. Последующие дни помню смутно, вдруг оказалось, что гунны все же прорвались, и мы отходим, к Порту, поскольку Лиссабон уже отрезан. Помню разговоры о подвиге «рядового Джона Доу», говорю так, потому что слышал эту историю не единожды, с разными именами — как этот парень спрятался в окопе, укрывшись плащ-палаткой, а когда «тигр» проехал мимо, выстрелил ему в борт из базуки — может быть, какая-то из этих историй и была правдой. Моему экипажу так и не нашлось новой машины, так что отступали как удастся, на попутных, а иногда даже пешком. Как добрались наконец до Порту, но вместо кораблей домой или в Англию нас отправили в окопы, сказав, дурачье, по морю все равно не выберетесь, вас потопят. И вообще, уход из Португалии для Америки невозможен по политическим мотивам!
Сейчас, много лет спустя, я знаю, что судьба сначала жестоко посмеялась над нами, жаждущими подвигов и побед, а затем подарила жизнь. Мы встретились в лобовом бою с самым страшным противником, какой мог быть — теперь известно, что «тигров» у немцев в Португалии было не так много, а «королевских», с которыми мы столкнулись, так вообще, считанные единицы. У нас не было шансов — но все же «ведьма» была не так плоха, ее пушка уверенно пробивала броню «пантеры», и мы имели достаточную подготовку и боевой дух, нам не хватало лишь опыта. Нашему экипажу повезло дважды — сначала, остаться в живых после того боя, затем, чисто по случаю, оказаться не южнее, а севернее прорыва гуннов к побережью, ведь мы были приписаны к Пятому корпусу, и должны были оборонять Лиссабон!
Авиаудар Дулитла семнадцатого числа был лишь отстрочкой, а не спасением. Наша Пятнадцатая воздушная армия разнесла в пыль немецкие аэродромы, после чего активность гуннов в воздухе резко снизилась — но и у нас почти не осталось самолетов, так что всего лишь удалось избежать немедленной катастрофы. Мы получили всего лишь несколько дней, еще и благодаря упорству парней из Пятого корпуса, они все же брали с гуннов достаточную цену, потери у немцев были достаточно серьезные, и Роммель не решился наступать одновременно и на севере и на юге. Семнадцатого-восемнадцатого у них были все шансы ворваться в Порту, не встретив почти никакой обороны. Но генерал Хейслип, старый служака, вспомнил прошлую войну — махнув рукой на устав, мы вгрызались в землю, как кроты, почти не делая перерывов, падая от усталости, рыли траншеи и блиндажи, сооружали завалы, ставили мины, и натягивали колючую проволоку, которая оказалась пригодной не только для ограждения полевых складов. У Хейслипа было пристрастие к саперам — благодаря которому Седьмой корпус был обеспечен строительной техникой в изобилии — а кроме того, несомненный талант заставлять подчиненных работать на пределе человеческих возможностей. Помню эпизод, который видел сам — немцы ведут беспокоящий обстрел, на поле и на склоне время от времени встают разрывы — и тут же работают бульдозеры, скреперы, экскаваторы, кабины которых обложены мешками с песком и обшиты стальными листами. Такой обстрел мог продолжаться по нескольку часов, и мы никак не могли позволить себе на это время прекратить работу — решив, что риск попадания не слишком велик, а осколки вреда не нанесут.
Мы успели, за те два или три дня, что нас почти не трогали, главные силы гуннов были брошены на Лиссабон, где добивали наших, при поддержке с моря гуннского флота, которым командовал все тот же проклятый Тиле! Затем немцы занялись нами, их горные егеря подошли к Порту с востока уже двадцатого числа, а по приморской дороге, по которой мы только что отступали, шли их танки, и это было страшно. Двадцать четвертого я был ранен, и в госпитале молился богу, чтобы гунны не ворвались сюда — все говорили, что они не соблюдают никаких конвенций, и уже слышали, что в Лиссабоне тысячи наших раненых просто свалили на землю и раздавили танками! Мы знали, что что-то подобное было на Коррехидоре в сорок втором — но ведь япошки, это желтомордые макаки, совсем иной расы, здесь же такое творили белые люди, внешне неотличимые от нас. И они шли на нас, как боевые машины, как саранча, не зная страха и усталости, убивать нас было их работой, которую они были намерены сделать хорошо. Я помню, как уже двадцать шестого в разговоре впервые прозвучало страшное слово «капитуляция», всего лишь как один из возможных вариантов. Нас сдерживал лишь страх, что они сделают с нами то же что в Лиссабоне — это хорошо, что генерал Достлер, отдавший приказ, был повешен в сорок шестом, вызывает лишь удивление, что его не казнили немедленно, как только поймали. А тогда мы очень боялись даже не самой смерти, а быть убитыми как бараны на бойне, не в бою. Некоторые из нас просили морфий, чтобы в последний момент умереть без мучений, другие держали под подушкой кольт, чтобы успеть захватить с собой хоть кого-то из гуннов. Мы слушали, как приближалась канонада — а затем вдруг стала стихать. После мы узнали, что русские начали наступление, и гунны спешно перебрасывали войска, забыв про Португалию, спасая границы Рейха.
Ну а мне больше не довелось встретиться с врагом лицом к лицу, взглянуть на него через прицел, в этой войне. Мне довелось вытянуть выигрышный билет, нужны были герои, и наш Фрэнки, как раз тогда встретившись в Ленинграде со Сталиным, рассказывал про подвиг «железной роты» 610го батальона, которая погибла, но остановила прорыв немецких танков, «совсем как двадцать восемь ваших русских героев под Москвой», и в газетах было мое фото, парень из той роты, лично подбивший шесть «тигров». А я получил, что положено — сначала госпиталь, затем отпуск, и с Рождества до конца февраля дома. Я был героем — все почести, шум в газетах, поездки, приемы, речи, как надо бить плохого парня Гитлера. Затем штабная должность у Мидлтона, у вас в Англии, я был уже подполковником, когда мы высадились на континент, и успел еще получить на погоны полковничьего орла. После был короткий мир, и Китайская война — не хочу сейчас рассказывать об этом!
Видит Бог, я не лез в герои, это решили за меня. Я получил награду еще и за тех, кто остался в той долине — и за тех, кто погиб в Лиссаоне, и за тех, кто оборонял Порту. Но для воодушевления нации нужно, чтобы герой был конкретен — наверное, именно так думали Чины в штабе, кто подписывал мне наградное представление, разве не знали они, как было дело? А если Большие Боссы решили, что все было так — ведь глупо спорить, и отказываться от того, что дают?
Берлин. Штаб Ваффенмарине. Этот же день
— Итак, гросс-адмирал, я выполнил свое обещание. Знали бы вы, чего мне это стоило, гнев фюрера был ужасен! И он требовал крови — а так как назначенный главным виновным, предатель Кумметц пребывает сейчас в безопасности в русском плену, пришлось объявить изменниками нескольких чинов его штаба, самовольно покинувших Нарвик. Однако расследование не закрыто, и очень может быть, что у предателей и заговорщиков найдутся сообщники и здесь. Я очень внимательно вас слушаю — так что вы обещали мне рассказать про русскую сверхподлодку?
— Что ж герр рейхсфюрер, поскольку мой вывод покажется вам безумным, то начну издалека. Первый вопрос, если это все же русская подлодка, а не змей Ермунгард, то где и когда она была построена? Сразу отбросим все верфи вне России — во-первых, отчего тогда мы не видим подобных кораблей во флоте иной страны, во-вторых, не представляю, с чего это любое иностранное государство стало так помогать русским большевикам, и сей факт остался бы неизвестным.
— Однако русские заказали крейсер «Ташкент» в Италии.
— Лидер эсминцев, всего в три тысячи тонн. Если же считать размер русской суперподлодки в восемь тысяч, согласно справочнику Джейна — чему можно верить, ведь британцы имели большую возможность видеть вблизи корабль своего союзника — и считая, что подводный тоннаж при постройке обходится дороже в разы, то эта субмарина обошлась русской казне не дешевле линкора, и для своей постройки потребовала бы не меньших судостроительных мощностей. И время постройки, не меньше чем два с половиной — три года. А скорее всего, гораздо больше.
— Отчего же? Три года, это очень большой срок.
— Идеальный срок, за который в мирное время на лучших русских заводах в Ленинграде строили их большие лодки «тип К», которые намного проще и меньше «моржихи». К тому же мы знаем точную дату вступления этой сверхсубмарины в состав русского флота: после разгрома их конвоя «PQ-17», но до
