отомстим всем, кто причинял нам страдания. Ты с четырнадцати лет не выпускал меча, воюя за своего короля. И что ты заслужил, кроме шрамов? Меня с самого детства готовили к служению родине. Когда другие девочки играли в куклы, меня учили владеть оружием. Балы, красивые платья, любовь отважных юношей — всего этого я была лишена! Я росла в трудах и бедности. А ведь во мне течет королевская кровь! Я отдала свою жизнь за Францию, но ее народ лишь трусливо отворачивался, когда меня заживо сжигали на костре. И даже король, который получил корону только благодаря моим жертвам, не пошевелил и пальцем для того, чтобы спасти меня. Нет, мой милый рыцарь, ничто еще не закончено, — Жанна залилась безумным хохотом, — я не упокоюсь, пока на этой проклятой Богом, которого нет, земле, будет биться хотя бы одно сердце. Только твое, Жан! Ты поведешь мою мертвую армию. Готов ли ты послужить своей безумной Госпоже до самого конца? — Жанна развернула лицо рыцаря к себе мертвыми руками, — любишь ли ты меня так же, как и раньше?
— Люблю, моя Госпожа. И всегда буду любить.
Слезы блеснули в глазах де Метца, когда его дрожащая рука вырвала из ножен тяжелый меч.
1455 год. Руан. Оправдательный процесс. Рыцарь стоял прямо перед кафедрой, за которой заседали судьи. Он был еще не стар — не более пятидесяти лет, но суровые испытания до срока покрыли сединой его голову. Де Метц стоял перед судьями, опустив плечи, словно воспоминания давили на него непосильным грузом.
— Жан де Метц, дворянин из Вокулера, — повторил судья свой вопрос, — готовы ли вы ответить перед людьми и Господом нашим? Считаете ли вы, что Жанна из рода д*Арков, также известная как Орлеанская Дева, абсолютно невиновна во всех предписываемых ей преступлениях?
— Да, монсеньор, — тихим голосом проговорил рыцарь, положив на Библию свою широкую ладонь, — я готов поклясться перед людьми и Господом, что Жанна д*Арк, погибшая на костре двадцать четыре года назад, была невиновна.
«Majestic»
Ксения Власова
Орлеанская дева
«Прошу принять наш дар чудесный,
Послушайте вы мой рассказ,
Жизнь не была моя прелестной,
О том скажу вам без прикрас.
Юдоль моя потерь полна,
Но то меня не остановило,
Я опустилась до дна,
Но вдруг судьба благословила, -
Вознесясь с дымом в неба синеву,
Я отомстила за друзей.
Теперь я заново живу,
Пройдя сквозь мрачный колизей».
Декабрь 1442 года, Руан, Франция 
пископ Пьер Кошон давно был немощным усталым стариком. Он еще помнил те времена, когда жар молодого сердца толкал его вперед, времена, когда разум был ясен, а дух непреклонен. О, ему бы сейчас хоть толику той силы! Но все позади. Костер на площади Старого Рынка в Руане провел черту между «тогда» и «сейчас». Жар того костра епископ Кошон чувствовал до сих пор. Но, несмотря на этот жар, дрожь не отпускала епископа с самого утра.
На столике у камина лежало письмо. Клочок пергамента, одна строка корявых мелких букв. Почерк, который не забыть никогда. Дрожащей рукой епископ взял со стола серебряный колокольчик и резко потряс. Секретарь возник сию же секунду, видно поджидал сразу за дверью.
— Ваше преосвященство?
Епископ помедлил.
— Вы лично принимали это послание, Клод?.. — он кивнул на листок.
Секретарь едва заметно дернул углом рта. Сегодня он уже четыре раза отвечал на этот вопрос. Стареет епископ.
— Я, и никто другой, ваше преосвященство. Осмелюсь добавить, посланник требовал личной встречи с вами. Но от этой деревенщины так воняло! Простолюдинам не место в епископской опочивальне…
— Да-да! Не место, — прервал его Кошон. — А вы уверенны, что это был простолюдин? Наши враги многолики и коварны… — Он внезапно замолчал, в глазах появилось затравленное выражение. — Вы видели когда-нибудь Жиля де Ре?
— Только на портретах, монсеньор! — Клод развел руками.
Епископ впился взглядом в лицо секретаря.
— Это не мог быть он?
— Маршал де Ре? Так ведь его задушили в Нанте, по приговору епископского суда! Как колдуна и еретика!
— Некоторые утверждали, что он остался жив. Что его спасла Она.
Секретарь совсем растерялся.
— Кто — Она?
Епископ молчал. Он смотрел в пламя камина, но видел языки совсем другого огня. Тогда, на площади в Руане, в его силах было все остановить. Интересно, что было бы с ним сейчас, отпусти он ее? Простили бы ему это «друзья»? Вряд ли. Но то, что происходит сейчас — стократ хуже того, что могли сделать с ним они.
— Кто — Она, монсеньор? — повторил секретарь.
— Орлеанская Дева.
Епископ закрыл глаза. Клод неодобрительно покачал головой и тихо отступил к двери.
В камине стреляли искрами сухие дубовые поленья. В окно задувал холодный декабрьский ветер. Очередным порывом, словно невесомой рукой призрака, письмо сорвало со столика и бросило на решетку камина. Пламя неохотно коснулось края пергамента и осветило текст. Всего одна строка.
«Я иду к тебе, старая крыса. Жанна д`Арк».
Большая старая крыса под епископской кроватью облизывала свой толстый розовый хвост, крепко ухватив его передними лапками.
Епископ прикрыл набрякшие веки. Он помнил ее бледное лицо и колдовские разноцветные глаза, будто это было вчера. «Епископ, я умираю из-за вас, я вызываю вас на суд Божий!», — это были ее последние слова. Они врезались ему в память, как и нестерпимый запах горелой плоти. Это не могла быть
