колбы на химические стаканы со шкалой. «Приличная доза коньяка сейчас бы не помешала», — подумал Алексей и отвлекся от емкости с дистиллятом.
— … а я ему и говорю что механизм реакции не такой, как он написал, — увлеченно что-то рассказывал Фил. После чего все засмеялись, видимо он чем-то искрометно пошутил. Грассман, чтобы не казаться придурком, тоже засмеялся, хотя и не понял над чем, поэтому его смех получился каким-то глупым и не настоящим. Юноша предпочел отпить чаю и закусить куском торта с тарелочки.
— Стас, — меняя тему, окликнул одного из юношей профессор, но на его голос оживились сразу оба, — Самохин, — тут же дабы избежать недоразумения пояснил он, — я слышал у вас скоро свадьба?
Тон Вернера был непонятен: то ли он утверждал, что у Самохина будет свадьба, то ли спрашивал. Стас немного помялся, скомкал блестящий конфетный фантик и отбросил его в сторону.
— Да, это так. Мы с Сашей, наконец-то решили пожениться, потому что дальше тянуть уже не имеет смысла, — пояснил он.
— Саша? И кто же этот счастливец? — уточнил Фил, вызвав дружный смех, не такой громкий как прежде, но все-таки ощутимый.
— Филипп, — укоризненно проговорил профессор, строго зыркнув на студента.
— Ах, да профессор, я хочу официально пригласить вас на свадьбу, — спохватившись, произнес Самохин.
— Почту за честь, — вежливо ответил Вернер и, повернув голову вправо, спросил, — Алексей, а у вас уже есть дама сердца?
Грассман не сразу понял, что вопрос обращен к нему, но когда осознал, что других Алексеев тут нет, поспешил ответить.
— Нет, еще нет.
Дмитриева, сидевшая слева от профессора, возмущенно фыркнула, и было от чего. Все на потоке считали, что она и Грассман, по меньшей мере, настоящая пара. Считали все, кроме самого Грассмана, у него-то как раз насчет Оли были совсем другие планы, а все те прогулки и походы в кино не в счет. Они как-то с Филом поспорили, что Алекс без проблем сможет «зацепить» Дмитриеву. Алексей уже не помнил, почему согласился и на что они спорили, но Олю он все-таки зацепил и теперь всюду таскал это клеймо. Словно у него на лбу было написано «моя девушка Дмитриева, все остальные прочь».
— Да, как же так? — удивленно спросил Вернер, поднося к губам колбу.
— Ну, вот как-то так. Получилось.
Ольга демонстративно отвернулась от предателя Грассмана.
— Ну, это не дело, конечно. Надо. Надо, мой дорогой. Ведь в нашем современном мире, когда обыкновенные чувства уступают место высоким технологиям, без любви жить крайне трудно, а порой и просто не выносимо. Я думаю, все со мной согласятся, что ваше, так сказать, «холостякство» это досадная ошибка, которую вы в ближайшее же время исправите. Вот вам еще одно задание на лето. Найдите невесту, любой ценой.
— Или жениха! — выкинул Фил, от чего все вновь засмеялись. Даже сам Алекс надел на лицо улыбку. А в голове вертелась одна мысль. Как Вернер может что-то говорить о любви, когда сам, разменяв пятый десяток, еще не был ни разу женат, и похоже в ближайшее время не собирается.
Все, улыбаясь, смотрели друг на друга, ведь им предстояло расстаться на два с половиной месяца.
— Лева, а у вас есть дама сердца? — приглаживая свои усы, поинтересовался профессор.
— У меня? — недоуменно переспросил Толмачев, — у меня есть, но это пока секрет. Я на следующей неделе к ней поеду.
— А куда? — спросила любопытная Ирина Бедар.
— В Севастополь.
Эва, как. Куда наш Лева собрался. Ну, пускай едет, развеется, отдохнет.
Грассман поправил свой коричневый пиджак, в крупную клетку смахивая на пол крошки торта. «Обормот дырявый рот», — обозвал он себя мысленно и бросил взгляд на профессора. Тот выглядел почему-то не столько усталым, сколько отягощенным какими-то неизвестными Алексею вещами.
По официальной версии профессор Фридрих Романович Вернер был поволжским немцем, чьи предки переселились в Россию еще во времена Екатерины II. Но то, что он переехал в СССР сразу после войны, сам профессор не отрицал. Но в наше-то послевоенное время посадить могли и не за такое. Нынешнее правительство во всем находило скрытый антиполитической подвох. Ходишь в импортном костюме, помогаешь торговле противников коммунизма, слушаешь иностранную музыку, подражаешь западу. Бред? Естественно, но ничего не поделать, слишком уж сильным стал этот монстр под названием коммунизм. Справиться с ним можно теперь только из самых верхов иерархии, поэтому Грассман, как и все прочие его друзья и знакомые, предпочел просто плыть по течению, оставив все свои мнения и идеи при себе.
— Простите, профессор. А куда вы собираетесь этим летом? — вдруг задал вопрос Алексей. Вернер, не поворачивая головы, пригладил усы и ответил.
— Домой. Только домой.
Как много всего было сокрыто в этих словах. Та горесть, с которой Фридрих Романович говорил это, заставила всех студентов задуматься. Алекс, дабы разрядить обстановку тут же предложил.
— Ребят, а может ну эти курорты? Давайте все к моему дяде. Я думаю, в десять лопат мы быстренько его огород переработаем!
Все вновь засмеялись, но лишь для того чтобы разбавить появившуюся паузу.
— А может музыку? — спросил Фил, сидевший к патефону ближе всех. Он вытащил из коллекции пластинок какую-то одну и поставил ее. Игла заскользила по виниловому покрытию, и из рупора полился звук.
— Профессор, это ваша музыка? — удивленно спросил кто-то из студентов. Джаз, настоящий американский джаз звучал сейчас в лаборатории химического факультета. Уж, кто-кто, а про Вернера никто так не думал.
— Ну, дорогие мои, я думаю, вы не побежите сдавать меня милиции, не так ли? — профессор засмеялся.
Часть 2
Под звучащую музыку разговор пошел живее и интересней. Грассман все время напряженно поглядывал на дверь. Студенты, конечно, не сдадут своего преподавателя, а вот кто-то левый, случайно заглянувший на звук, спокойно может заложить всю компанию, как предателей родины. Уж тогда начнется канитель. Милиция соберет всех в отделение. Ведь сейчас как было. Сначала хватают, потом разбираются, а если разбираться не в чем, то они сверху еще пару статей припишут и попробуй, докажи, что ты не виноват.
Разговаривали еще долго часов до пяти, пока чай окончательно не кончился, а от всех сладостей остались лишь соленые крекеры, неизвестно кем принесенные, но так и ни разу не попробованные.
Алекс встал из-за стола первым.
— Профессор, я вынужден откланяться, — произнес он, — скоро должна вернуться мама с завода, а дома еще ужин не готов.
Алексей улыбнулся широко и очень мило, так как умел это делать только он. Вернер всплеснул руками. Он считал Грассмана лучшим своим учеником, лучшем на потоке, лучшим среди лучших, и отпускать его в разгар такой оживленной и увлекательной беседы не очень-то и хотелось.
Отношения у Алекса с профессором были, какие-то особенные, не такие как с остальными преподавателями. Фил всегда говорил, что немец видит немца издалека, затем он падал на пол и, схватившись за живот, начинал хохотать над своей глупой шуткой. Да и сам Грассман верил, что с Вернером его связывают лишь далекие немецкие корни. Хоть себя он и не считал немцем, но ведь против правды не попрешь.
— Хорошо, Алексей, если вам очень надо, то мы, пожалуй, отпустим вас, — произнес профессор и,
