«флектарн» с золотой гильотинкой в руке, которой он ловко отмахнул кончик сигары.
Профессор кивнул, достал из кармана мою зажигалку, прикурил и с удовольствием затянулся. Я и не заметил, как Гебхард выторговал у Жилы прощальный подарок Сталка с запоминающейся гравировкой: «Если пойду я долиною смертной тени, то не убоюсь я зла. Потому что я и есть самое страшное зло в этой долине»[4]. Видать, пока меня отвязывали от столба, и произошла сделка. Хотя не исключено, что торгаш просто решил подарить сувенир хорошему покупателю.
– Значит, самое страшное зло в долине смертной тени, – хмыкнул профессор, прочитав надпись. – Нет, господа сталкеры, самое страшное зло в мире – это невежество тупиц, не способных увидеть великое в каждодневном труде обычного гения.
Нас с джинсовым «флектарны» усадили прямо на палубе, прислонив спинами к стене рубки. Рыжему было явно хреново, но он уже немного пришел в себя после полученных звездюлей и удара током, так что на бок не заваливался и вообще держался молодцом.
– Господин американец уже слышал мою короткую и безыскусную историю, потому я расскажу ее исключительно для вас, уважаемый путешественник по долинам теней. Так вот, начну с того, что мой дед был великим человеком и гениальным врачом. Не буду перечислять его заслуг перед человечеством, скажу лишь о главном. После того как великая Германия проиграла Вторую мировую войну, победители обвинили деда в медицинских опытах над заключенными концлагерей и казнили его.
Гебхард глубоко затянулся, прикрыл глаза от удовольствия и выпустил в воздух кольцо дыма, тут же унесенного встречным ветром – катер шел на приличной скорости.
– Но не будем углубляться в моральный аспект действий моего деда и его палачей, на эту тему можно говорить долго и без особого толку. Скажу лишь о том, что у моего почтенного дедушки осталась дочь, которая сумела сохранить дневники казненного отца и передать их своему сыну, то есть мне. К счастью, я получил отличное образование, окончив всемирно знаменитый медицинский факультет в Гарварде и факультет химии в Оксфорде, после чего сумел разобраться в записях деда. Признаться, я был поражен результатами трудов этого гения от науки и дал себе слово во что бы то ни стало продолжить его дело. Как я заработал деньги на свои опыты, это сейчас не важно, главное, что они продолжаются и приносят свои плоды.
– А я б не отказался послушать, откуда у сильных мира сего берутся такие деньжищи, – прохрипел я. – Чисто ради любопытства.
Гебхард расхохотался.
– Неплохо, сталкер. Любопытство в вашем положении дорогого стоит. Ну что ж, извольте. Скажем так, судьба благосклонна к тем, кто идет к цели несмотря ни на что. На моем пути встретился человек, который дал мне все – деньги, власть, некоторые бесценные идеи, которые я воплотил в жизнь…
– Интересно, что же он получил взамен? Пулю в лоб?
– Вы плохо обо мне думаете, – покачал головой профессор. – Он получил абсолютную безопасность. К сожалению, этот человек в результате несчастного случая потерял обе ноги, так что это просто взаимовыгодное сотрудничество – он нужен мне так же, как я ему. Но мы отвлеклись от темы.
Гебхард растянул тонкие, бледные губы в слабой улыбке.
– А теперь вы, достопочтенный путешественник, наверно, хотите услышать, зачем я вам это все рассказываю? Очень просто. Вы наверняка в курсе того, что оба весьма отличаетесь от обычных людей, которые не могут сунуть в карман «рачий глаз» и безнаказанно таскаться с ним неопределенное время. Любой врач, немного знающий о Зоне и ее порождениях, скажет вам, что после такого эксперимента острая лучевая болезнь неизбежна. Но каждый десятый сталкер, хотя бы с полгода пошатавшийся по Зоне и не погибший в ней, приобретает аналогичную способность. Я пока не могу объяснить этот феномен с научной точки зрения и называю таких людей «побратимами смерти», которая словно обходит их стороной. Найти таких сталкеров крайне сложно, и еще сложнее поймать их и уговорить работать на себя. Именно поэтому господин турист еще жив, а я сейчас сижу и рассказываю вам все это.
– Мы говорим о сотрудничестве? – ухмыльнулся я обожженными губами.
– Очень может быть, – кивнул Гебхард. – Появление Зон на земном шаре подкинуло ученым массу материала для научных исследований. Поскольку нельзя объять необъятное, я занимаюсь исключительно вопросом воздействия хабара на человеческий организм, причем довольно успешно. Например, я выяснил, что «зуда» – это не просто игрушка, действующая на нервы окружающим, а мощнейший передатчик информации от одного человека к другому. Для того, чтобы, скажем, выучить язык или овладеть навыками вождения современного истребителя, достаточно направить лазерный луч мощностью сто киловатт на мозг носителя информации, разместив «зуду» сразу за головой подопытного. Так вот, если в течение часа просто приложить данный предмет к голове другого человека, тот сможет буквально увидеть всю информацию, которой обладал носитель, и выбрать из нее то, что его интересует. Закачать в себя чужие навыки и знания, как файл с флешки в компьютер. Излишне говорить, что при использовании данного метода надобность в долгих допросах пленных врагов отпадает сама собой.
– Забавно, – сплюнул я. – Даже думать боюсь, во что превращается голова подопытного после того, как через нее пройдет луч боевого лазера такой мощности.
– Не бойтесь, – успокоил меня Гебхард. – Голова просто исчезает, в отличие от информации, содержащейся в ней. Не мне вам объяснять, что на войне, в любви и в науке все средства хороши ради достижения результата. Потому я надеюсь, что мы придем к взаимопониманию, и мне не придется использовать вас в качестве обычных рабов или как материал для моих экспериментов. Но при этом спешу заметить, господин турист, – сказал Гебхард, переведя взгляд на американца. – Если вы предпримете еще одну попытку побега, я буду вынужден пропустить луч лазера через ваш мозг. Уверен, что содержащаяся в нем информация окупит мне все убытки, которые я понес по вашей милости.
Джинсовый ничего не ответил, лишь повернул голову направо, внимательно всматриваясь в береговую линию, густо поросшую лесом. Мы уже минут пять шли вдоль большого острова, приминая носом катера широкую полосу прибрежного камыша. Капитан хорошо знал фарватер и уверенно вел катер по одному ему видимой водной тропинке.
Наконец справа показалась свободная от леса полоса пляжа с причалом, обшитым старыми автомобильными покрышками. Но вряд ли нашлись бы желающие высадиться здесь для рыбалки и купания. Позади причала, на явно искусственном холме, словно большая серая черепаха, расположился бетонный дот. Чуть ниже дота, на склоне холма, был виден большой плакат с надписью на украинском и русском: «Не наближатися! Заборонена зона! По порушникам буде відкритий вогонь на ураження! Не приближаться! Запретная зона! По нарушителям будет открыт огонь на поражение!»
Но, видать, это грозное предупреждение было написано не для капитана. Катер уверенно повернул направо и, сбавив ход, через несколько минут мягко ткнулся бортом в покрышки. На причале уже стоял взвод «флектарнов» – не иначе, из дота набежали встречать высокое начальство. Немедленно был организован трап, по которому нас с джинсовым и сгрузили под локти на берег вместе с хабаром, купленным Гебхардом на рынке Страхолесья.
– Ну что ж, господа, добро пожаловать в мой скромный храм истинной науки, – произнес профессор, спускаясь вслед за нами по трапу, после чего я почувствовал недвусмысленный тычок стволом автомата МР5 в спину. Красноречивое приглашение, от которого, увы, невозможно отказаться.
Гебхард уселся в специально подогнанный к причалу мощный немецкий бронеавтомобиль «Гризли», оснащенный установленным на крыше станковым гранатометом, и укатил с комфортом. Нам же с рыжим предстояло пройти всю дорогу пешком под конвоем. Впрочем, путь этот оказался недолгим.
Я не особо удивился, когда сразу за холмом перед нами открылась до боли знакомая картина: довольно обширная территория, огороженная колючей проволокой с пулеметными вышками по периметру. Сразу за колючкой возвышались кирпичные трехэтажные здания, в которых с равным успехом можно было заниматься истинной наукой либо держать круговую оборону, отстреливаясь из узких окон, больше похожих на амбразуры.
Нас провели через ворота базы и отконвоировали в одно из зданий, набитых военными, как бочка селедкой. От мелькания камуфлированной формы рябило в глазах. Люди с абсолютно одинаковыми лицами и фигурами передвигались исключительно бегом, храня при этом гробовое молчание. Жутковатая, признаться, картина – наблюдать эдакое броуновское движение белокурых бестий, похожих друг на друга, словно однояйцевые близнецы.
