Я уже не сомневался: профессор умудрился наладить выпуск биологических машин, абсолютно подвластных его воле. Интересно, на кой ляд ему тогда понадобились мы? Живые роботы дорого обходятся, и дешевле прикупить биомусор на границе с Зоной, чем подвергать риску свои детища? Уже понятно, что его интересует наша способность контактировать с хабаром без особого ущерба для здоровья. Но если он собрался нас препарировать, чтобы выяснить причину феноменального здоровья сталкеров, то к чему тогда разговоры о сотрудничестве?
Пока я ломал голову в догадках, «флектарны» сноровисто развязали нам руки и обыскали более предметно.
Рыжий оказался чистым. Или не успел прибарахлиться чем-то полезным в Зоне, или подручные торговца его хорошенько обыскали. Обычно у правильного сталкера много чего полезного в одежде спрятано. Непонятно, с чего Гебхард причислил его к нашему брату. В такой модной джинсе по Зоне ходят только вконец долбанутые на голову любители пощекотать себе нервы. К слову сказать, ходят недолго, так что необходимые Гебхарду способности у них развиться не успевают – Зона сжирает этих недоумков намного раньше.
У меня же «флектарны» отыскали в одежде множество сюрпризов. Заточенные супинаторы в берцах, иголки в воротнике камуфляжа, тонкие, гибкие, острые пластины в швах штанов, кусочки лезвий от бритвенных станков, вшитые в обшлага рукавов…
В результате обстоятельного шмона на стальном столе образовалась небольшая кучка предметов, необходимых любому узнику, намеревающемуся в скором времени вырваться на свободу. Впрочем, «флектарны» не рефлексировали по поводу моих наклонностей. Сделали свою работу, защелкнули у нас на запястьях наручники и кивком пригласили следовать за собой дальше. Я лишь перехватил хмурый оценивающий взгляд «туриста». Так жокей осматривает коня, на котором собирается совершить утреннюю прогулку. Тоже мне, оценщик нашелся. Рожа, конечно, у него непробиваемая, но прикид для Призонья немногим уместнее клоунского наряда. А встречают, как известно, по одежке.
Коридор, ведущий от шмональни, был покрашен унылой темно-зеленой краской, которой в любой армии мира чуть больше, чем до хрена. Справа и слева от нас, словно квадратики шоколада в травяном креме, были понатыканы многочисленные, одинаково мощные гермодвери с надписями на немецком, которого я не знал.
Окончился коридор просторным лифтом, ведущим на минус третий этаж, которых, судя по кнопкам, всего было пять. Неслабо зарылся в землю наследник нацистских технологий! И хитро обставился, кстати. Если сверху, скажем, с вертолета, смотреть на периметр, увидишь обычную воинскую часть, которых вокруг Зоны дикое множество, как действующих, так и заброшенных. Наверно, и по документам она проходит как какой-нибудь стройбат. А на самом деле под этим «стройбатом», небось, очередная секретная лаборатория. И не факт, что немец ее сам строил. Мог просто хорошо поискать и сесть на все готовенькое – до восемьдесят шестого года в этих местах вовсю исследовали всякие тактически-стратегические разности, а ЧАЭС снабжала секретные лаборатории энергией. Когда же грянула катастрофа, что смогли – эвакуировали, но несоизмеримо больше бросили – кому нужно фонящее оборудование с зараженной земли? Разве только нищим сталкерам, которые тащат из Зоны все, что ни попадя.
Не исключено, что и этот секретный комплекс на острове в суматохе оставили до кучи, а потом и не вспомнили о нем. А хитрый профессор нашел брошенную войсковую часть, померил уровень радиации, полазил по подвалам, понял, что здания наверху не основной объект, а лишь средство для охраны секретной лаборатории… Дать кому надо на лапу, оформить необходимые бумаги и заграбастать себе никому не нужную территорию, думаю, было лишь делом техники. Потом же, когда выяснилась реальная стоимость хабара, выносимого сталкерами из Зоны, выкурить Гебхарда из его норы было уже практически невозможно. Наверняка тот уже оброс связями среди местных чиновников и теперь был полноправным владельцем острова.
Такие вот мысли крутились в моей голове, пока лифт ехал вниз. Наконец он остановился, и мы, выйдя наружу, оказались в коридоре, который легко было спутать с верхним – такой же темно-зеленый колор, такие же гермодвери справа и слева. Однако конвоировавшие нас «флектарны» путь знали прекрасно. Лишь один из них что-то сказал в рацию, закрепленную на плече, и, получив ответ, уверенно пошел вперед. Четверо остальных деликатно ткнули нам в спины стволами автоматов, мол, вперед, господа особо ценные рабы, вас ждут великие дела.
Великие дела вместе с профессором ждали нас за одной особенно габаритной гермодверью. Гебхард успел сменить кожаный эсэсовский плащ на белоснежный медицинский халат и водрузить на нос старомодные круглые очки в костяной оправе, отчего стал похож на участливого доктора.
Профессор стоял на краю широкой платформы и смотрел вниз. Справа и слева от Гебхарда возвышались стальные конструкции с лесенками, на вершине которых были установлены турели с чем-то крупнокалиберным, судя по торчащим стволам – снизу не разглядеть, с чем именно. На сиденьях турелей восседали «флектарны», как и непосредственное начальство, напряженно смотрящие вниз.
Конвоиры вежливо подтолкнули нас вперед, сами же, словно заведенные солдатики, приняли одинаковые позы: ноги на ширине плеч, стволы компактных МР5 недвусмысленно направлены нам в ноги. Намек ясен: любое лишнее движение – и остаток жизни передвигаться мы будем только при помощи верхних конечностей – которые, кстати, в настоящий момент были скованы наручниками за нашими спинами.
– А, вот и вы, – обернулся профессор, растягивая рот в резиновой улыбке. И сразу перешел к делу: – Я решил продемонстрировать вам одно из самых великих своих достижений. Чисто для профилактики. Чтобы вы, господин турист, знали, что ждет вас при третьей попытке побега, а вас, господин сталкер, при первой же. Конечно, ваши способности бесценны, но, признаться, мне надоело гоняться за своими покупками по всему Призонью. Поэтому подходите ближе, смотрите и наслаждайтесь.
Он отошел в сторону, сделав рукой приглашающий жест. Платформа нависала над обширным открытым пространством, и нам не было видно, что делается внизу. Мы с рыжим синхронно шагнули вперед – и перед нами открылось воистину ужасное зрелище.
Внизу находилось что-то вроде гигантской операционной, поделенной на отсеки. Пол каждого из отсеков с немецкой педантичностью был пронумерован огромными красными цифрами, словно выписанными кровью. Отсек номер один, самый скромный по размерам, представлял собой несколько хирургических столов, возле каждого из которых стояли огромные шкафы – вероятно, морозильные камеры или что-то вроде этого. Два стола сейчас были заняты, на них люди в белых халатах сосредоточенно расчленяли человеческие тела. Судя по тому, как вяло дергались пока еще неотсеченные конечности несчастных, жертвы вивисекции были одурманены каким-то препаратом, но при этом находились в сознании.
Я услышал, как скрипнул зубами американец. Понимаю его. Но при этом считаю, что, когда видишь подобное, лучше не давать волю эмоциям, наживая себе кариес, а поберечь силы для взвешенных и продуманных действий.
Во втором отсеке происходила комплектация. По-другому я не могу назвать происходящее. Здесь люди в таких же белых халатах сосредоточенно собирали человека… из различных частей тел. Этот отсек был заставлен высокоточными приборами, и хирурги, в отличие от своих коллег из первой операционной, скорее напоминали ученых будущего из какого-то фантастического фильма. Над большим столом нависли десятки больших и малых манипуляторов, управляемых дистанционно сразу несколькими операторами, сидящими в застекленных кабинах, но при этом кабины не загораживали обзор, и происходящее вполне можно было разглядеть.
Больше половины белобрысого «флектарна» уже было собрано, оставалось «пристегнуть» ему руку и ногу. Сложные системы жизнеобеспечения качали кровь в вены и воздух в легкие, а манипуляторы сноровисто соединяли суставы, со скоростью швейных машинок сшивали сосуды, мышцы, кожу…
– Как видите, господа, идея ученого и алхимика Иоганна Конрада Диппеля Франкенштейнского, родившаяся еще в семнадцатом веке на немецкой земле, сегодня воплощена в жизнь, – произнес Гебхард, стоя слева и наблюдая за нашей реакцией. – Мой дед стремился создать идеальных солдат для Третьего рейха, но так и не успел закончить свою работу. Это сделал я. Согласитесь, что гораздо гуманнее собрать из двух-трех недочеловеков одного идеального, дисциплинированного солдата, нежели уничтожать их в лагерях смерти. Теперь осталось лишь поставить дело на поток и дать этим солдатам в руки нечто гораздо
