справедливо, направив мою руку и наградив незадачливого стрелка по заслугам. Пошатавшись по Зоне с моё, поневоле станешь убежденным фаталистом.
Поэтому я, не обращая более внимания на стоны раненого капитана, направился вперед по растрескавшемуся от времени асфальту, держа курс на полуразрушенный храм, маячивший впереди.
Как-то давно в одной заброшенной лаборатории видел я карту Чернобыля и запомнил ее отлично – такая уж у нашего брата снайпера привычка, фиксировать в памяти местность и всякие-разные топографические документы, ее отображающие. Судя по той карте, прямо за храмом должна была находиться русская школа, функционирующая до аварии восемьдесят шестого года, после нее, естественно, брошенная.
Так вот, про ту школу среди сталкеров ходило много легенд, как и про весь Черный город, окруженный с суши множеством аномалий. Со стороны Припяти, кстати, сюда тоже никто не совался – себе дороже. Потому что из тех, кто сунулся, еще никто не вернулся обратно. А вот слухи ходили, причем весьма правдоподобные. И пёрся я сейчас к той школе, опираясь лишь на легенды и слухи, что, если разобраться, было стопроцентной глупостью. Но больше я ничего для раненого американца сделать не мог. Если б мы с ним бок о бок от общего врага не отстреливались, хрен бы я сейчас трюхал, надрываясь, по развалившемуся от времени асфальту. Но история не знает сослагательного наклонения, потому и тащился я сейчас к той школе, обливаясь потом и тихо матерясь про себя.
Сталкерские байки не обманули. И вправду, сразу за развалинами церкви открылось мне приземистое двухэтажное кирпичное здание, больше похожее на тюрьму, чем на школу. Местами застекленные, узкие окна были забраны решетками, причем как на первом этаже, так и на втором.
Рядом со входом валялась уже поросшая травой хлипкая дверь с ржавой табличкой «Школа № 2». Взамен нее в кирпичном проеме стояла вполне себе грозная с виду стальная дверюга, сваренная грубо, но надежно. Над дверью был прибит гвоздями-«соткой» кусок жести с кривовато намалеванной надписью: «Бар 1000 бэр».
«Красноречиво, – подумал я. – «Если мне маразм не изменяет, тысяча биологических эквивалентов рентгена – это стопроцентно смертельная доза радиации при однократном облучении. В этом отношении название другого популярного сталкерского бара намного гуманнее – там доза обозначена, при которой в организме наблюдаются относительно легкие изменения, что могут даже и не привести к острой лучевой болезни».
Руками стучать в эдакие ворота дело не только в моем положении неудобное, но и, подозреваю, вообще бесполезное. Не иначе хозяева бара готовились к долгой осаде и не пожалели на дверь металла. Поэтому, подойдя, я несколько раз долбанул по ней ботинком. Глухо. Что по звуку, что по результату. Вымерли там все, что ли? Тогда я принялся стучать методично и занудно, как по батарее соседям, любящим баловаться с перфоратором – рано или поздно, но результат появится. Какой – неважно, но что он будет, это сто процентов.
И точно. Узкое оконце в верхней части двери открылось, в нем одновременно показались глаз и рядом с ним дульный срез ствола. На всякий случай откачнувшись в сторону глаза, я вежливо попросил:
– Откройте, другу плохо.
– Пшел вон, – раздалось в ответ, и окошко едва не захлопнулось, если б я не успел сунуть туда ствол своего МП5.
– Открывай, у меня дело к хозяину.
– Ах ты, сука, – задумчиво произнесли за дверью.
Оно и понятно. Положение хоть и несложное, но неприятное. Окно не закрыть, и в любую минуту незваный гость может на спуск нажать. Конечно, зона поражения ограничена, но рикошеты опять же, да и по-любому начальство по головке не погладит, что так лоханулся… Плюс гость нахальный больно, хозяина вроде как знает. Короче, для рядового охранника задача непосильная.
Послышались глухие удаляющиеся шаги, и почти сразу вслед за ними – приближающиеся. Стало быть, секьюрити позвал подмогу. Ладно, учтем. Глухо проехался по пазам, судя по звуку, нехилый засов, и сезам отворился – я едва успел автомат из амбразуры выдернуть.
Вполне ожидаемо за дверью стояли две хари с АК в лапах. Причем хари не в оскорбительном смысле этого слова, а в самом прямом. Жуткие, изуродованные кошмарными мутациями морды напоминали человеческие лица весьма отдаленно. Да и фигуры тоже не отличались идеальными пропорциями. Руки длиннющие, ноги кривые, у одного вообще коленками назад, как у древнегреческого Пана. Зато снаряга у секьюрити была правильная. На каждом одеты не просто броники, а усиленные штурмовые костюмы. Такому мой автомат даже в упор не особо страшен, разве что в сочленение бронепластин пуля попадет, но надеяться на это не стоит: пока я их доспехи буду на прочность испытывать, они вдвоем из своих АК всяко меня уделают, без вариантов. Тем более в моем незавидном положении.
– Чего надо? – проскрипел козлоногий.
– К хозяину надо, – повторил я.
– За каким это хреном хомо притащился к нормам, хотел бы я знать?
Вот оно как. По ходу, теперь во всех мирах человека разумного мутанты презрительно зовут «хомо», себя при этом причисляя к «новым людям», «нормам» или как там еще можно красиво обозвать вершину эволюции.
– Про то хозяину скажу, – упрямо повторил я.
Секьюрити переглянулись. Уродливые головы не были защищены шлемами, наверно, чтоб удобнее было ими вертеть. Упущение, кстати. Когда напяливаешь на себя тридцатикилограммовую броню, лучше одевать ее полностью. А то, ежели про шлем забудешь, у противника обязательно появится нездоровый азарт отстрелить тебе именно башку, не тратя боезапас впустую.
– Здесь говори, – отрезал козлоногий. – Иначе тут и ляжешь сейчас вместе со своей падалью.
Мысленно я разместил перекрестие воображаемого прицела на узком лобике козлоногого. Картина мне понравилась, что помогло удержать эмоции и указательный палец, невольно потянувшийся к спусковому крючку.
– Хабар хочу ценный обменять на жизнь своего друга.
– О как, – козлоногий растянул безгубый рот до ушей. – Так давай его сюда, мы хозяину снесем и ответ передадим.
– За идиота меня не держи, – ответил я. – Хабар в надежном месте. Но если ты такой упрямый, я пойду других клиентов поищу. Правда, если твой шеф узнает, что ты честных сталкеров с деловыми предложениями отваживаешь, он тебя точно по лысине не погладит.
Козлоногий щериться перестал, длинно сплюнул на пол и рявкнул:
– Хрен с тобой. Молчун, забери у хомо ствол и не спускай с него глаз. Что не так – стреляй.
Я не сопротивлялся, когда товарищ козлоногого обезоружил меня. Это нормально. Если ты идешь к начальству, охрана всегда требует сдавать стволы. Большим людям за свою жизнь приходится опасаться гораздо серьезнее, чем маленьким – что в Зоне, что на Большой земле.
Пройдя недлинным коридором, мы оказались в баре. Обычная сталкерская забегаловка с виду, где можно выпить, закусить, спихнуть лишний товар или приобрести необходимое, дать/получить в морду, а также поговорить по душам. Обшарпанные столы и стулья на заплеванном полу, сизый сигаретно- папиросный дым под закопченным потолком, барная стойка, сколоченная из грубо ошкуренных досок с претензией на элегантность, а также боковая дверь, сваренная из металлических прутьев, куда обычно посторонним вход воспрещен. В общем, обычный бар… с крайне необычными посетителями.
Таковых было тут немного, штук шесть от силы. Подумать «человек шесть» мозг не повернулся. Ибо не люди сидели за столами, совсем не люди. Разве что одежда человеческая да оружие, а остальное – жуть жуткая. Хари, изуродованные чудовищными мутациями, конечности, изломанные под такими углами, что невозможно представить их функциональными. И взгляды – страшные, даже у зверей таких глаз не бывает. У тех просто чистая, незамутненная жажда добычи читается или ярость на того, кто покусился на святое – гнездо, нору, детенышей… И ничего больше. А здесь сидят и смотрят так, будто всю жизнь мечтали мучить тебя, страшными пытками пытать, наслаждаясь тем, как медленно уходит жизнь из тела, трепещущего от адской боли…
– Хомо, – презрительно протянул здоровенный одноглазый урод, сидящий ближе всех ко входу. Второй глаз прикрывало новообразование величиной с детский кулак, и на него же похожее – с пальцами и
