Он посмотрел на нее мутными глазами.
— Как я себя чувствую?
— Да.
Ларс пытался понять: как она вошла? Значит, за ним следили прошлой ночью?
— Ларс!
Он посмотрел на нее, мечтая в душе, чтобы у него было побольше времени. Надо было составить план, выработать линию поведения.
— Я не совсем в форме, — тихо проговорил он.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, переработал.
Она пристально посмотрела на него, показала пакет с таблетками, лежавший у нее на коленях.
— Что это?
— Ничего особенного. Лекарства.
— У тебя их полный ящик.
Он ничего не ответил.
— Это не обычные лекарства, Ларс… Ты болен?
Ему хотелось сказать «рак в последней стадии». Таким больным можно делать, что они хотят. Но ей все о нем известно.
— Нет.
— Тогда зачем ты принимаешь морфин?
— Это мое личное дело.
Гунилла покачала головой:
— Нет. Пока ты работаешь на меня, это не так.
Теперь он заглянул в ее глаза. Там произошла странная перемена, они казались пустыми и мертвыми. Словно кто-то забрался внутрь и опустил шторы. Неужели у нее всегда были такие глаза? Этого Ларс не знал. Знал только, что она сейчас здесь, в его квартире, что она смертельно опасна и, скорее всего, пришла не одна. А его пистолет вне досягаемости. Возможно, она знает, что ему все известно. Если она нашла микрофон в конторе на Брахегатан, его убьют прямо сейчас…
Винге посмотрел на коробочки с таблетками, лежавшие у нее на коленях. Он вспомнил, как лгал пастору из «Счастливой лужайки». Как легко было врать, когда он использовал кусочки реальности. Правда — лучшая ложь…
— Ларс, ответь на мой вопрос.
Сидя на полу, он стал тереть глаза.
— Что ты хочешь узнать?
— Я хочу знать, что ты делал в последние дни. И еще я хочу узнать, почему ты мешаешь морфин, бензодиазепины и лекарства от нервных болезней?
Винге выдержал паузу.
— Прости меня, Гунилла, — прошептал он.
Она внимательно разглядывала его.
— За что тебя простить, Ларс?
— Я обманул тебя…
Ее спокойствие сменилось напряженным любопытством.
— В чем ты обманул меня? — теперь она тоже перешла на шепот.
Ларс несколько раз тяжело вздохнул.
— Когда я был маленьким… — начал он, — мне было лет десять-одиннадцать, я плохо спал, и мне давали лекарства. Маме удавалось получать на них рецепты… Я быстро попал в зависимость. Потом — я уже был постарше — мне помогли от нее избавиться… Но от такого невозможно избавиться навсегда. Большую часть жизни я воздерживался. Избегал алкоголя, не принимал сильнодействующих препаратов. Недавно я пошел к врачу, у меня болела спина, — продолжал Ларс, — а когда он спросил, нет ли у меня других жалоб, я упомянул, что страдаю бессонницей. У меня всегда были проблемы со сном, вот и ляпнул, не подумав. Он выписал мне что-то болеутоляющее и успокоительное. Я начал принимать…
Он поднял на нее глаза. Гунилла по-прежнему внимательно слушала его.
— Это были достаточно безобидные лекарства, но во мне как будто что-то сдвинулось с места. Я наслаждался… наслаждался, как ни разу с тех пор, как… даже не помню, с каких пор. А дальше все пошло вразнос. За пару недель я снова подсел. Достал более сильные препараты. И теперь сижу на них.
— Ты сказал, что обманул меня…
Опустив глаза в пол, он чуть заметно кивнул:
— Я не выполнял свою работу. В последние несколько дней я валялся тут в совершенно разваленном состоянии… Я звонил тебе отсюда. Сказал, что искал Софию, но я обманул тебя.
Гунилла глядела на него во все глаза, пытаясь понять, лжет он или говорит правду. Однако через некоторое время она расслабилась, он заметил это.
— Ничего страшного, Ларс, — проговорила Гунилла. — Ничего страшного.
Она поднялась, посмотрела на него. Казалось, начальница хочет еще что-то сказать. Но вместо этого она повернулась и пошла прочь из комнаты. Ларс смотрел ей вслед.
— Гунилла! — окликнул он ее.
Она обернулась.
— Прости меня!
Она мысленно взвешивала его слова.
— Я не хочу потерять работу. Ты дала мне шанс… дай мне еще один шанс, умоляю тебя!
Гунилла не ответила, вышла в холл. Ларс услышал, как открылась входная дверь. Андерс Аск прошел мимо двери кабинета, улыбнулся Ларсу, шутливо «пульнул» в него указательным пальцем и вышел вслед за Гуниллой на лестницу. Входная дверь захлопнулась, в квартире стало тихо.
Винге лежал неподвижно, пока звуки их шагов не стихли на лестнице. Потом Ларс вскочил, собрал свои таблетки, выждал еще немного, покинул квартиру и спустился в метро. Как в припадке паранойи, он ездил туда-сюда, перескакивая из одного поезда в другой, ожидая, что за ним следят. Убедившись, что слежки нет, Винге добрался до своего номера в отеле и повесил на дверь табличку «не беспокоить». У него дрожали поджилки. Ларс понимал, что его жизнь только что висела на волоске. И что фактор времени является определяющим. Он тут же взялся за дело: начал разрабатывать план дальнейших действий.
Лежек жарил бекон. Его правая рука была перевязана, он умудрялся делать все левой. Раймунда сидела в кресле, читая книгу Энни Пру,[34] Соня спала на диване, Гектор лежал на спине в кровати, находясь в другом измерении.
Из стереоколонок звучал Шопен — так решила Раймунда. Сказала, что Гектору полезна красивая музыка. София слушала, сидя в углу дивана. Это был Второй концерт фа минор в исполнении Бернстайна.[35] Фрагменты из этого произведения она сама играла в детстве. Позднее, в подростковые годы, она бросила фортепиано — сейчас уже и не могла вспомнить почему.
София поднялась, подошла с Лежеку. Он перевернул на сковородке бекон, смотрел пустым печальным взглядом на шипящее масло. Она слегка похлопала его по здоровому плечу.
— Хочешь, я приготовлю еду? — спросила она.
Он отрицательно покачал головой.
София достала из шкафа тарелки, стала накрывать на стол, когда за окнами послышался звук подъезжающей машины. Лежек отреагировал мгновенно: снял сковородку с плиты, схватил пистолет, лежавший на полке, и встал сбоку от окна. Дверца открылась, из машины вышел Арон. Лежек расслабился, двинулся ему навстречу. Через окно София видела, как они похлопали друг друга по плечу, как затем некоторое время разговаривали. Судя по всему, Лежек пересказывал Арону события последних суток.
Тот вошел в дом, обнял Соню, перекинулся с ней парой слов. Затем представился Раймунде, присел рядом с Гектором, стал что-то негромко говорить ему по-испански, погладил по волосам. Потом поймал взгляд Софии:
