всего! Сейчас же все частное! Мы за это, Родя, боролись???

Варавва отложил газету, положил очки на мокрую от пота грудь.

— Не кипятись, Левка! Вот приедут из ОБСЕ — расскажешь. Чё зря травить душу…

— А кто обещал приехать? — спросил я.

— Да никто, — ответил Варавва. — Левка письма разослал в Европу… в Страсбургский суд… Я думаю, дело дохлое. Тем более, они все НАТОвцы.

— И что?! — завопил Хрустов. — Надо и врагов использовать в борьбе за правое дело! Меня и коммуняки поддержали!

— Ты думаешь: их используешь… — Илья пожал плечами. — Это они тебя, папа, используют. Ты же поначалу хотел только против Туровского… а теперь уже против Москвы попер. Ты как девушка, папа. Как увлечешься…

Хрустов вскочил с кровати, ткнул пальцем в сторону двери:

— Вон!.. Мужик нашелся!.. — И сверкнул глазами на меня. — И ты вали отсюда!.. Историк!.. Когда нас похоронят, приходи! И я тебе из-под земли кое-что скажу.

— Зачем из-под земли? Ты бы дописал свою летопись, — мягко возразил Илья, забирая сок в сумку. — А не сжигал ее.

— Он сжег свои тетради?! — я ужаснулся. Я помнил — еще в юности Левка грозился написать подробную летопись саянской стройки. «В трех томах! — кричал он, тараща синие прыгающие глаза. — Первый том — рабочие. Второй том — „шестерки“… Третий — начальнички, вплоть до Москвы, до ЦК!»

Илья кивнул.

— Принес сюда… и в печку… Вот в эту… — он показал на устье печурки с откинутой в сторону железной дверцей, которая, скосившись, держалась на одной нижней петле. — Много сгорело… и начало, и конец… только внутри осталось, огонь же вглубь сразу не проникает…

— Хоть это посмотреть можно? — спросил я.

— А-а-а, так ты за экспонатами приехал?! — совершенно остервенел Лев. Он стоял передо мною, бледный, маленький, тряся козлиной бородкой. — Так забирай… — Он метнулся к печке, вытащил пригоршню холодного пепла и швырнул на меня. — Давай! И пошел на хер! Я-то думал…

— Папа!.. — мягко обнял его со спины Илья. — Отец!

— Так знайте: там всё ложь! Ха-ха-ха! Я придумал всю эту нашу дружбу… ха-ха-ха! Кроме дяди Вани, не было у меня друзей… а они его и погубили, лизоблюды! А теперь оч-чень хорошо устроились! Оч- чень!.. — И сотрясаясь, в слезах, ведомый цепким сыном, он вернулся к измятой постели и упал лицом вниз.

Стало тихо. Только синичка заглянула в форточку и улетела.

— Что стоите?! — буркнул рыхлый дядька в майке. — Вам сказали?

Я никогда не видел такого ненавидящего взгляда, каким смотрел на меня минуту назад Хрустов. «Да что с ним?.. Он серьезно болен… — подумал я. — Это может плохо кончиться. Надо бы уговорить врачей забрать их всех. Может, даже в психушку… или туда не стоит? Ну, в неврологию, пусть поколют, успокоят…»

Об этом мы говорили с Ильей уже на улице. У парня лицо было серым от стыда за отца, от усталости. Я пообещал обратиться в их местную «столицу» — в областной клинике работает Елена, сестра моей жены. На всякий случай записал Илье ее телефон. Затем Илья, пообещав мне выдать остатки летописи, подвез на старых синих «жигулях» в гору, к бетонной пятиэтажке, где живут Хрустовы. На цокольной стене огромными красными буквами выведено: ТРУД. На соседнем доме, естественно: МИР. А на следующем: МАЙ.

— Зайдемте к нам, заодно чаю попьете с дороги? — предложил младший Хрустов.

— Спасибо, нет! — сказал я. Я как раз успевал автобусом к вечернему самолету в свой город. В Саракан же Лене я позвоню ночью, на квартиру.

— С мамой бы поговорили… может, вы даже были знакомы… она тоже строитель…

— В другой раз. Душа не на месте.

Илья яростно вздохнул, точно как его отец в юные годы, побежал в подъезд и через пару минут вынес толстенную картонную папку с белыми завязками. Я принял ее на руки и осторожно развязал лямки. Здесь была небрежно выровненная пачка разношерстой бумаги толщиной в кулак, черные от копоти, желтые, обгорелые по краям и целые страницы, исписанные плотно где от руки, а где на пишущей машинке с обеих сторон. Кое-где между ними вложены вырезки из газет, черно-белые фотокарточки…

— Копию я снял, — сказал Илья. — Вы музейщик, как я понял… это у вас и должно храниться. Местами очень интересно. Сказать правду, уже там многое понятно… Но нельзя же быть таким неуступчивым. Он «один прав», «один любит Россию»… Он всегда был такой?!

— Да нет же, — искренне воскликнул я. — Это… это был светлый, легкий паренек! Романтик!

— В это очень трудно поверить, — пробормотал сын Хрустова.

Он довез меня до автовокзала — и мы простились. Мы условились созваниваться. Врачи могут усыпить голодающих и увезти в больницу. Как только Льву Николаевичу станет лучше, я, конечно же, прилечу…

Но, вернувшись домой, не успел я и раскрыть эту тяжелую папку, как грянул звонок: Илья сообщил, что у Хрустова случился инфаркт и его положили в местную районную больницу. Он в реанимации. Я закричал, что вылетаю ближайшим самолетом, что заберу Лену из Саракана и привезу ее. Но младший Хрустов Илья тягуче пробасил мне, что Лена у них уже была, сказала, что лечение назначено правильное. И что старику необходим покой, что не стоит никому сейчас беспокоить его. Он и местных коммунистов с видеокамерами не пускает к отцу, и даже Валерия Ильича Туровского, директора ГЭС…

— Спит. Он давно не высыпался… по-моему уж год.

— Я буду ждать новостей, — сказал я. — Даст бог, все будет хорошо.

Но уже на следующий день Илья вновь дозвонился до меня (я был на работе): отец очнулся, ему лучше, просит приехать и непременно привезти «говенную» папку с его записями…

— Наверное, хочет сжечь остатки, — хмыкнул Илья. — Но имейте в виду, у меня копия. Да и вы снимите, если можете.

— Ну конечно же!.. — ответил я и побежал к начальству просить вне очереди ксерокс, встал к аппарату, как рабочий к станку. И скопировав сотни три разномастных страниц, купив по дороге домой билет на самолет на следующее утро, вечером впился глазами в рукопись…

Что же такое случилось за минувшие годы в Саянах, пока я не ездил туда? И зачем я сейчас-то Льву нужен? Может быть, необходим, как свежий человек, как арбитр? Хочется помириться с друзьями? Может, холодок смерти почувствовал? А когда такое происходит, мелкие обиды улетучиваются…

Летопись Льва Хрустова

(впрочем, ни на картонной папке, ни на какой-либо странице этого названия нет. Возможно, было на сгоревшей обложке? — Р.С.).

ГРЕЗЫ И РАСПЛАТА

(а вот это крупно начертано красным фломастером на полях первой страницы с номером 17).

(верх страницы обгорел)

…о прекрасной этой жизни, о великих наших испытаниях и героических свершениях (зачеркнуто, надписано поверху: глупостях)… Мы — современники, всё про это знаем. Разве что потомкам будет интересно? А будет им интересно? Если экстраполировать нашу лень и отчуждение даже на 20 лет вперед… боюсь, что… (далее обгорело).

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×