КАЖДЫЙ. ЗДЕСЬ ИХ 16, А ЕМКОСТЬ КАЖДОГО 2400 ЛИТРОВ. СТРОЙКЕ НУЖЕН БЕТОН, ОСОБЕННО В НЫНЕШНИХ УСЛОВИЯХ, ПРИ ВЫСОКИХ ВЗЯТЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВАХ… И МЫ ЕГО ДАЕМ!
50 ТЫСЯЧ КУБОМЕТРОВ БЕТОНА — ТАКОВА СЕГОДНЯ МЕСЯЧНАЯ ПОТРЕБЛЯЕМОСТЬ ТОЛЬКО УОС Ю.С.Г. ЭТО НЕ СЧИТАЯ СТРОИТЕЛЬСТВА ЖИЛЬЯ, ПРОМЫШЛЕННОЙ БАЗЫ… СКОРО НА ЗАВОДЕ БУДЕТ ВВЕДЕНА В СТРОЙ ТРЕТЬЯ СЕКЦИЯ, ОСНОВАННАЯ НА РАДИОЭЛЕКТРОННОЙ СХЕМЕ.
— ЗДЕСЬ БОЛЬШАЯ ЗАСЛУГА ЛЕНИНГРАДСКИХ ПРОЕКТИРОВЩИКОВ И НАЛАДЧИКОВ, — УЛЫБАЕТСЯ И.М.ИВКИН. — НО И НАШИ ЛЮДИ НЕ ПОДКАЧАЛИ — ЭЛЕКТРИКИ, ОПЕРАТОРЫ… СКОРО СТРОЙКА БУДЕТ ПОЛУЧАТЬ БЕТОН ДЕСЯТИ МАРОК!
И с этого дня повадилась Таня ходить в кино после работы. В клубе не так холодно, как на улице, и никто не пристает.
Однажды она вернулась после двухсерийного фильма в двенадцатом часу ночи — а в общежитии девушки еще не спят, пьют чай, за столом вместе с Людой-хакаской и Людой-курносой сидит шикарная молодая женщина в желтой с красными цветами шали, в расстегнутой, полосатой, как зебра, синтетической шубе, в сапогах на платформе. Улыбнулась крашеными губами, намалеванными глазами шально сверкнула.
— И где же ты, сеструха, шарашишься? Уж думали, спать не придешь…
— Верка!.. — обомлела Таня и бросилась обнимать всю холодную сестру. — Веруня… — И заплакала, зубы застучали от непереносимой обиды за себя, она тискала сестру и прятала лицо у нее на груди.
— Что ты, что ты?.. — испуганно шептала Вера. — Я его найду! Где он? Мне сам Васильев поможет!
При этой фамилии Таня еще горше заревела. Обе Люды тихонько вышли из комнаты. Вера грубым голосом поносила мужчин, этих негодяев, обманщиков, в которых ничего хорошего, кроме щетины — приятно колется. Она хохотала, пытаясь рассмешить Таню… и наконец, младшая сестренка успокоилась, кротко опустила ресницы, руки сложила на коленях.
— Рассказывай! — приказала шепотом Вера. — Ну да ладно, я и так все знаю! — Она утерла Тане платком губы и нос, картинно закурила. — А я вот приехала — надоел Вовка, смотрит как «Христос воскрес», хочу соленого. Еще не старая, чего мне на полатях сидеть и с детьми нянькаться? Успею, верно?
Она говорила быстро и много, рассказывала, как мать ее провожала, вот, пирожки испекла, малость пережгла в печи, да ничего. Подруги Танины ей понравились, больше Люда-хакасочка, а у Люды-украинки на кофте неоторванная бирка, оказывается, ее знакомая Ася в промтоварном магазине работает, дала поносить кофту, и сама тоже носит английскую, просила только не сорвать лакированную картонку…
— Ну и бабы! — весело злилась Вера. — У нас бы за такие штуки шары им выцарапали… Здесь, видать, самый сброд.
На что Таня начала тихо возражать, что народ хороший, романтики, что, конечно, есть и такие, как Люда, подруга «вампира», что Таня и знать не знала про магазинную бирку, а то бы отчитала… И вдруг, смелея, начала врать, чтобы как-то скрасить первые минуты встречи с сестрой, за которые ей теперь стало стыдно:
— А я с другим парнем познакомилась… он грек… зовут Костя… — Врала точно по фильму. — Только он больной… у него белокровие…
Вера, ахая, слушала, всплескивала руками, но в ее глазах Тане почудилось сострадание, и Таня снова заплакала, правда, на этот раз бессильно и тихо.
— Ты ложись, — сказала Вера. — Устала ты, брат. — Она помогла сестренке раздеться, накрыла двумя одеялами. — А я у вас договорилась жить. Хорошо нам тут вместе будет… Ага?
Таня, кивнув, накрылась с головой одеялом. Обида зудела во всем теле. «Господи, какой позор! Что мне делать? Она старше меня, крепче, всегда поможет, но почему же я не радуюсь?..»
Эту ночь она толком не спала. Утром поднялась раньше всех, посмотрела на на уверенное лицо спящей Веры с родинкой возле левого уголочка рта, подумала: «Нет, я не смогу каждый день говорить с тобой. Прости меня, милая. Я, конечно, дура. Но не надо мне твоей жалости».
Уехала в котлован, вечером, не заходя в общежитие, пошла в кино, в кирзовых сапогах, в фуфайке, вернулась в свою комнату заполночъ, когда девушки уже спали. И так продолжалось несколько дней. Но однажды утром Вера ее разбудила, за окнами клубился лиловый сумрак, горел сиротливый желтый фонарь на берегу.
— Ты чего?… — шопотом стала допытываться Вера, подсаживаясь к Тане на койку. — Меня, что ли, избегаешь?
Таня, притворяясь, что толком не проснулась, пробормотала:
— Ве-ерка… брось, а?.. Дай поспать. — Но увидев, что это не поможет, горестно вздохнула. — Не могу я тебе объяснить. Ну, ладно. Видишь ли… Тут девочка одна должна приехать… Людкина подруга, хакасочки… они вместе выросли. А тут ты… Конечно, Люда молчит, но я-то вижу — страдает… они вместе хотели жить.
Вера молча смотрела сверху вниз на сестру, у Тани ноги похолодели, но она таким же спокойным голосом продолжала врать:
— Мы можем вместе уйти… в другое общежитие… в мраморный поселок… Правда, ездить далеко, ты- то куда решила устраиваться?
Вера тихо спросила:
— А впятером нельзя?
— Можно. Да ругаются… — Таня уже готова была заплакать, обнять, исцеловать Веру, чтобы простила, всё в шутку обратить, но, Вера, кажется, ничего дурного не заподозрила, поверила. — Но хочешь — я поговорю с тетей Раей?
Вера погладила сестренку по голове, грустно улыбнулась. Серые ее глаза — светлее, чем у Тани, может быть, из-за подтушеванных ресниц — моргнули над Таней, и Таня встревоженно подумала: «А вдруг поняла меня?.. И никогда не простит?..» Она схватила сестру за руку, пробормотала:
— Вер, Вер… а меня гадать научили… Конечно, глупость, пережиток… но хочешь? — Не дожидаясь ответа, повела пальчиком по жесткой ладони Веры. — Тебя ждет счастье, моя золотая. Вот эта линия… Тебя ждет семьдесят лет счастья… и червонный король по тебе сохнет…
Вера оскалилась, как парень. Общежитие еще спало, только слышно было, как за стеной у кого-то глухо грянут гимн. Говорит Москва. Шесть часов утра.
— Сохнет… — продолжала Таня. — Но есть и другой… черный король… ищет тебя… но подойти не может…
— Почему? — смеясь, спросила Вера. — Ерунда это. А вот Васильев у вас — мужчина. Искренний. О чем ни спросишь — искренний. И знаешь, он очень несчастный!
Кивая, Таня прижала к щеке ее руку с длинными красными ногтями…
К счастью, днем старшая сестра не стала расспрашивать таниных подруг, можно ли поставить пятую койку в комнату, сама перебралась в общежитие мраморного поселка. Иногда все-таки появлялась на стройке. Когда ей встретился бригадир Хрустов на костылях, она обругала его последними словами. Хорошо еще, Таня рядом оказалась — еле сестру увела. Но зато сама через полчаса один на один встретилась с Левушкой.
Он брел, шатаясь, с перевязанной левой рукой. А как упал возле ее ног, и костыли со стуком разлетелись, в стороны, сердце у Тани повернулось. Таня, забывшись, обняла его, завсхлипывала, дурочка. А он издевался, разглагольствовал о физике, лампочках и производительности труда.
Может, правда, за Бойцова замуж выйти — и уехать на Ангару? Он хороший, честный, очень добрый. Очень похож на будущего дедушку. Как раз перед тем, как увидеть Хрустова на костылях, Таня встретила его на автобусной остановке в котловане. То ли они парни друг за дружкой ходят, следят, то ли у судьбы такие совпадения.
— Тань, — хмуро позвал из вечерних сумерек Бойцов.
